Дюла Ийеш - Избранное

Я с беспокойством всматривался вдаль, где какое-то существо, не крупнее кузнечика, само того не ведая, двигалось прямо на мое перо.

— Какая же это Матильда? — спросил я несколько неестественным голосом, опасаясь разрушить свои воспоминания.

Та самая Матильда, обручение которой с лордом Галифаксом не состоялось оттого, что на свадьбу будущего герцога Дублинского ее пригласили второй свидетельницей, после графинь Оксфорд; и ее будущий свекор не возражал против столь вопиющего попрания иерархических прав, даже более того, выказал намерение склонить ее к уступке, хотя этот несостоявшийся свекор прекрасно знал, что, будь сии дамы хоть тысячу раз графинями Оксфорд, это ничуть не меняло дела, поскольку ее бабка по матери была Редеи, то есть состояла в родстве с королевским домом Ганноверов, и, значит, буде Матильда пожелает, она «по первому докладу» может быть принята самой королевой английской.

Я почтительно наклонил голову, потому что понял все — из этого длинного периода — о духовном облике Матильды, за исключением загадочного «по первому докладу». Но не счел существенным выяснять эту формулу этикета.

— Родственная вам душа! — сказал граф, оборотившись ко мне. — Придает большое значение языку! Точности выражений.

Раздался смех.

Матильда вышла замуж в Венгрии. За барона всего лишь. Хотя сама она была графиней. На языке простых венгров дочерей графа называли не барышнями-графинями, а контессами. По аналогии дочерей барона многие совершенно необоснованно стали называть баронессами. Матильда от своего мужа барона зачала и произвела на свет четырех дочерей. Со всевозрастающим раздражением терпела она, пока могла терпеть, слыша, как ее дочерей по невежеству, — о, это невежество! — посмотрел на меня граф, — величают баронессами, тогда как ее, и совершенно правильно, титуловали контессой. В конце концов — дети тогда уже подросли — Матильда стала немедленно увольнять прислугу, допускавшую иерархическую ошибку, а собеседника в таких случаях она попросту оставляла одного, даже если это случалось в ее гостиной. Правильно следовало называть: младшая баронесса.

По мнению общества, мне следовало дождаться Матильды еще и потому, что она, как и Теди, не менее диковинное насекомое, увековеченное в куске янтаря! Но полярное ему по качествам.

Поначалу ее тоже поддерживали горничные и дворовые. Ведь она в свое время была щедра, даже расточительна. Так что многие стремились ее отблагодарить, и она могла бы не знать житейских забот до конца дней своих. Но Матильда допустила просчет.

Она полагала: те услуги, которые она в течение всей жизни получала и теперь получает от своих слуг, ей положены по праву.

Теди придерживался того же мнения. Но его спасало врожденное чувство дипломатии. Обезоруживающая манера просить и вежливо благодарить за все подносимое с церемонностью посла. Как бы до смешного малой ни выглядела эта благодарность в сравнении с тем, что он получал. Между Теди и миром трудовых людей все-таки сохранялась взаимосвязь. А люди эти, судя по всему, вели себя в высшей степени по-рыцарски.

Матильда же, как и вообще все женщины аристократического круга, жила в полной изоляции от реального мира. В свое время ее не обучили правильному (применительно к ситуации) употреблению слова «спасибо». Горничную свою за услуги она награждала в лучшем случае королевским кивком. Ждала, чтобы та угадывала ее желания. И хмурила брови, топала ногами в том случае, если желания свои ей приходилось формулировать словами.

После общественного переворота эта — понимаемая отнюдь не в переносном смысле слова — невоспитанность баронессы навлекла на нее беду.

— И она ни за что не благодарила? — спросил я, глядя из окна на серое движущееся пятно, которое уже выросло до размеров воробья.

— Как же, благодарила неукоснительно! Только не так, как следовало. Уязвленно, холодно, свысока — один бог знает как! А ведь в столь щепетильном положении форма — это крайне важно.

— При соприкосновении двух классов? Важнее, чем во взаимоотношениях двух великих держав.

В зубчатом колесе, которое соединяло Матильду с реальным миром, не хватало, образно говоря, какого-то одного зубца. И этого оказалось достаточным, чтобы вывести из строя весь механизм, ну и, естественно, с препротивным скрежетом.

— Вы даже не представляете, сколь обостренно чувствительным может быть иногда простой народ.

— Пытаюсь представить.