Теннесси Уильямс - Рассказы. Эссе

Платили мне семнадцать долларов в неделю, этого хватало на койку в общежитии Ассоциации молодых христиан, да еще семь долларов оставалось на еду. И было мне хорошо…

Потом вдруг Одри вызвала меня к себе в контору и сообщила, что запродала меня голливудской кинофирме «Метро-Голдвин-Мейер». Сделка была оптовая: одновременно со мной она запродала художника-декоратора Лемюэла Айерса и молодого танцовщика – не могу так вот, сразу, вспомнить его фамилию.

– Будете получать двести пятьдесят, – сказала мне Одри.

– Двести пятьдесят в месяц! – воскликнул я, и глаза у меня вылезли из орбит.

– Нет, в неделю.

Тогда я понял: тут что-то но так, это какой-то фокус и был прав, фокусов оказалось даже несколько. Сперва мне поручили написать сценарий по совершенно кошмарному роману, подогнав его к данным некоей звезды – эта молодая особа, носившая платья из тонкой шерсти, которые выгодно подчеркивали ее формы, играть решительно не умела, зато была близкой приятельницей нанявшего меня продюсера, и мне вскоре сообщили, что написанный мною диалог выше ее разумения, хоть я и не употреблял длинных и трудных слов; после этого мне предложили написать сценарий для малолетней звезды, но тут я не выдержал и бросил работу. Впрочем, я узнал,– невероятно, но факт! – что мне предоставляется право в течение полугода решать, разрываю я контракт со студией или нет.

Я приобрел подержанный мотороллер и, невзирая на страхи и опасения моего нового друга Кристофера Ишервуда, раз в неделю гонял из Санта-Моники, где была моя берлога, в Калвер-сити за жалованьем. Я жил вполне сносно на половину своего заработка, а другую клали на мое имя в банк, и это дало мне возможность перебиться до осени, когда деревья оделись в багрец в честь возвращения на бродвейскую сцену Лоретты Тейлор. Вряд ли деревьям было ведомо, что они оделись в багрец именно по этой причине, – не ведали этого и те, кто участвовал в репетициях «Стеклянного зверинца». Все, кроме Лоретты Тейлор, были близки к панике. То есть я хочу сказать – все, кроме Джули Хейдон, которая постоянно пребывала в экстазе; мне, во всяком случае, видеть ее в ином состоянии не доводилось. Режиссером был Эдди Даулинг (он же взял роль Тома), помощником режиссера – Марго Джонс, ныне покойная. Финансировал постановку таинственный субъект по имени Луис Синджер – в репетиционный зал он явился один только раз, и, когда увидел, что там делается, и услышал, что там говорится, с ним чуть не приключился удар.

Лоретта Тейлор роли не знала – так, отдельные реплики, да и те произносила с южным акцентом, когда-то давным-давно слышанным ею у какой-нибудь прислуги-негритянки; на других исполнителей она смотрела расширенными невидящими глазами и вообще смахивала на сумасшедшую – как, впрочем, и милейшая Джули Хейдон со своей экзальтированностью.

Я сидел в углу, прикидывая, какая холуйская работа ждет меня на сей раз, как вдруг раздался крик:

– Ах, Эдди, Эдди, как мог ты так со мной поступить!

То был таинственный мистер Синджер. Видимо, он решил, что бедняга Эдди попросту его разыгрывает.

После этого отчаянного вопля репетицию, разумеется, прервали, что нисколько не испугало Лоретту Тейлор и не очень удивило меня.

Мы с Лореттой и Марго отправились завтракать в ближайший ресторанчик, причем нас с Марго поразила веселость Лоретты. Казалось, никогда она не была в таком хорошем расположении духа – впрочем, я не припоминаю, чтобы она когда-нибудь позволила себе впасть в уныние, даже если на то были веские основания.

Ну так вот, быть может, вы помните, что Джули Хейдон, взятая на роль Лауры, была большой поклонницей покойного Джорджа Джина Нэтэна [15] Известный в то время американский критик. , и мистер Нэтэн, в знак признательности за эту ее преданность, проявил некоторый интерес к «Стеклянному зверинцу»; в тот же вечер он встретился с Эдди Даулингом, и они вместе сочинили сцену, где Том напивается, – по их мнению, то был единственный способ спасти спектакль. В сцене этой фигурировали три фляжки – красная, белая и синяя, и была там песенка для Эдди – «Приди ко мне, моя задумчивая крошка» и прочее, несказуемое. Эта «пьяная сцена», явно сочиненная в соответствующем состоянии, была преподнесена мне в качестве «fait accompli» [16] Совершившийся факт (франц.). на другой день, когда я приполз на репетицию.

«Ну все, конец», – подумал я. Спешно посовещался с Марго Джонс – она разделяла мое мнение о «пьяной сцене». Более того, пообещала заявить мистеру Синджеру, уже потерявшему всю свою таинственность, и бедняге Эдди протест в свойственной ей форме, весьма энергической – не зря ее прозвали «Техасским торнадо».