Лев Толстой - Л.Н. Толстой. Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856-1869 гг.

Причина этой силы есть разномысліе людей, конецъ ея есть единомысліе. —

Что такое есть разногласіе и [102]согласіе? [103]— Отъ чего то и другое происходить? И чѣмъ достигается единомысліе? [104]

1) Чѣмъ больше единомысліе , тѣмъ меньше людей , терпящихъ насиліе.

2) Чѣмъ выше область идеи , въ которой люди единомышленны , тѣмъ менѣе жестоко это насиліе . Потому что самое насиліе несправедливо. Наконецъ приходитъ къ уничтоженію идея насилія. Но насиліе уже выработало для мысли орудіе.

[105]Что приводитъ къ единомыслію? — Мысль. — Какъ она передается?

1) Одни и тѣже условія жизни (народности, государства).

2) Близость, удобство сообщеній.

3) Совпадете интересовъ въ одномъ обстоятельствѣ.

4) Удобство передачи мысли, заключающее въ себѣ самое удобство передачи (книгопечатаніе) и удобство восприниманія (образованіе). —

<���Послѣднее включаетъ въ себѣ всѣ другія условія; ибо ежели бы мысль передавалась мгновенно, то не было бы различныхъ государствъ не было бы>

По степени общности мысли человѣчества, существуютъ орудія ея передачи. 1) Война, религія, торговля и наконецъ [106]книгопечатаніе. [107]—

Власть и мысль. Но власть, или насиліе, владѣла мыслью, употребляла ее — имѣла свои орудія: 1) народность, 2) войну, торговлю. Мысль имѣла свои орудія. Проповѣдь, выборъ, книгу. Чѣмъ общее, тѣмъ слабѣе орудія власти, тѣмъ сильнѣе орудія мысли.

Теперь время сознанiя этой силы. —

Любопытна бы была книга, которая собрала бы всѣ доказательства [109]существованія живаго, свободнаго Бога, которыя были дѣлаемы со времени существованія рода людскаго. Это была бы книга самая безбожная. Разнообразіе пріемовъ мысли для доказательствъ [110]существованія Бога огромно. Одинъ изъ послѣднихъ пріемовъ доказательствъ кажется мнѣ самымъ сильнымъ, потому что, <���они говорятъ> [111]онъ главной своей основой беретъ человѣческую природу; но въ чемъ состоитъ его сила, въ томъ же его и слабость.

Они говорятъ: во всѣхъ вѣкахъ и вездѣ человѣчеству представлялись вопросы: что я? Зачѣмъ я живу? Что будетъ послѣ смерти? Самъ ли независимо явился я и живу, или кто меня сдѣлалъ и управляетъ мной? [112]Случайность ли управляетъ событіями, или есть въ нихъ мысль и власть высшая, и есть ли связь между мною и этой высшей властью и могу ли я просить ее — молиться? Еще есть такіе же вопросы, и всѣ эти вопросы они называютъ естественныя задачи. Человечество вездѣ и всегда пыталось разрѣшать эти вопросы. — Стало быть существованіе и попытки разрѣшенія этихъ вопросовъ суть вѣчныя свойства человѣческой природы. —

Наука и вѣра только могутъ дать отвѣты. Но наука безсильна, вѣра — религия одна отвѣчаетъ на нихъ. — Разсужденіе несомненно. Но что же дѣлать человѣку, который задаетъ себѣ вопросы: зачѣмъ я живу, есть ли Богъ и т. д., и не можетъ удовлетвориться отвѣтомъ, что есть живой Богъ, и что живетъ онъ для будущей жизни? Онъ не удовлетворяется этими отвѣтами не по упрямству, а по тысячамъ причинъ, доводовъ, которые, несмотря на все страстное его желаніе получить отвѣтъ, не позволяютъ ему допустить отвѣты о религіи, не позволяютъ ему, можетъ быть, по ложному, какъ они говорятъ, устройству его ума.

Но что же ему дѣлать? Что дѣлать человѣку, которому приходитъ страстное желаніе молиться и который вдругъ съ горечью вспоминаетъ, что не кому молиться, что тамъ ничего нѣтъ. А такихъ людей весьма много, и люди эти точно такіе же люди, какъ и тѣ, которые успокаиваются въ вѣрѣ будущей жизни и въ молитвѣ. Разсужденіе, выше приведенное, не убѣдитъ ихъ. Напротивъ, сознавая то, что они люди, а что свойство человѣческой природы, находящееся въ нихъ, не привело ихъ къ религіи, тогда какъ оно должно бы было это сдѣлать, они усумнятся въ самомъ разсужденіи. Мало-того что усумнятся, они прямо признаютъ его несправедливымъ, несмотря на его логичность. Какъ [113]больной человѣкъ признаетъ несправедливымъ разсуждение, заставляющее его ѣсть, когда ему не хочется и онъ не можетъ принимать пищи.

Ошибка разсужденія заключается въ слѣдующемъ: — все человѣчество и всегда задаетъ себѣ естественныя задачи и пытается отвѣчать на нихъ. Это несправедливо, какъ всегда несправедливо все то, что говорится о всемъ человѣчествѣ въ пространствѣ и времени. Человѣчество и его жизнь въ вѣкахъ не есть понятіе, а есть слово, имѣющее цѣлью намекъ на необъятное сцѣпленіе событій и мыслей и совершенно непостижимое. (Вслѣдствіи этаго всѣ выводы историковъ, говорящихъ о ходѣ человѣчества, суть слова и туманная умственная игра, не имѣющая никакого значенія; но объ этомъ послѣ.) Человѣчество есть одно изъ тѣхъ понятій, которыя мы можемъ себѣ только вообразить, но владѣть которымъ мы не можемъ; человѣчество есть ничто, и потому то, какъ скоро въ нашихъ мысленныхъ формулахъ мы введемъ понятіе человѣчества, мы точно также, какъ въ математикѣ, введя безконечно малое или великое, получаемъ произвольные и ложные выводы. —