Полное собрание сочинений. Том 53

Исключительный интерес представляют высказывания Толстого о писательском проникновении во внутренний мир человека, о психологическом анализе и его истоках. «Главная цель искусства, — пишет Толстой, — ...высказать правду о душе человека, высказать такие тайны, которые нельзя высказать простым словом. От этого и искусство. Искусство есть микроскоп, который наводит художник на тайны своей души и показывает эти общие всем тайны людям» (стр. 94). Чтобы ощутить всю важность этого замечания, следует вспомнить, что еще Чернышевский, анализируя раннее творчество Толстого, отметил его гениальную способность проникать во внутренний мир человека, раскрывать «диалектику души». «Знание человеческого сердца, способность раскрывать перед нами его тайны, — писал Чернышевский, — ведь это первое слово в характеристике каждого из тех писателей, творения которых с удивлением перечитываются нами». [24] Н. Г. Чернышевский , Полн. собр. соч., т. 3, Гослитиздат, М. 1947, стр. 427. Сравнение искусства с микроскопом, который художник наводит на «тайны своей души», чтобы раскрыть общие всем людям «тайны», созвучно утверждению Чернышевского: «Кто не изучил человека в самом себе, никогда не достигнет глубокого знания людей». [25] Н. Г. Чернышевский , Полн. собр. соч., т. 3, Гослитиздат, М. 1947, стр. 426.

Глубоко прогрессивным является содержащееся в Дневниках Толстого суровое обличение буржуазного искусства, во многом сохранившее свою актуальность и до наших дней. Сознавая антинародную сущность «господской» культуры, ощущая непроходимую пропасть, которая лежит между интересами народных масс и буржуазным лжеискусством, Толстой обрушивается на него с беспощадной критикой. Он клеймит так называемое модернистское искусство, то есть декадентщину во всех ее видах и проявлениях. Он высмеивает и резко осуждает безидейную пошлость и формалистические выверты в «новейшей» поэзии, музыке и живописи. Он не устает порицать низкопоклонников, подхватывающих «сумасшедшие» извращения западной псевдокультуры и переносящих их на русскую почву.

Искусство, утверждает Толстой, родилось на заре человечества как игра, развивалось как форма здорового отдыха людей, занятых производительным трудом. Впоследствии оно стало «игрой развращенных паразитов», которая «дурна». «И вот, — добавляет Толстой, — теперь дошло до декадентства» (стр. 116).

«Господское» искусство оторвалось от насущных интересов и нужд народа и превратилось в «баловство грабителей, паразитов, ничего не имеющих общего с жизнью». В литературе преобладают «романы, повести о том, как пакостно влюбляются, стихи о том же или о том, как томятся от скуки. О том же и музыка. А жизнь, вся жизнь кипит своими вопросами о пище, размещении, труде, о вере, об отношении людей», — пишет Толстой (стр. 101).

Сила подлинного искусства — в его духовном воздействии на людей и, следовательно, в его высоком нравственном содержании, в глубине мысли, в ясности и доступности формы. Современное же буржуазное искусство, рассчитанное на избранных, «лезет в утонченность», непонятно народу, лишено серьезной и нравственной основы. «Искусство, становясь всё более и более исключительным, удовлетворяя всё меньшему и меньшему кружку людей, становясь всё более и более эгоистичным, дошло до безумия — так как сумасшествие есть только дошедший до последней степени эгоизм. Искусство дошло до крайней степени эгоизма и сошло с ума» (стр. 122).

Этому общему печальному состоянию буржуазного искусства Толстой противопоставляет достижения народного искусства. «Поэзия народная всегда отражала, и не только отражала, предсказывала, готовила народные движения... Что может предсказать, подготовить поэзия нашего паразитного кружка?» — иронически спрашивает Толстой. И отвечает: «Любовь, разврат; разврат, любовь» (стр. 126).

То же происходит и в декадентской музыке. «Нет мыслей, нет мелодий, и берется какая попало бессмысленная последовательность звуков, и из сочетаний этих последовательностей, ничтожных, составляется какое-то скучное подобие музыки» (стр. 135).

Подлинное искусство, по глубокому убеждению Толстого, бескорыстно в самой своей основе, — удовлетворение художника заключено в его творческом труде, в той пользе, которую он приносит людям. В буржуазном же обществе искусство, «вместо того, чтобы служить людям, эксплуатирует их» (стр. 151).

Справедливо обрушиваясь на все эти коренные пороки искусства в собственническом мире, Толстой совершает, однако, грубую ошибку, относя к «господскому», не нужному народу искусству крупнейшие творения мировой культуры, в том числе и собственные художественные произведения.