Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 78

1Далее до конца фразы вставлено собственноручно.

1908 г. Марта 11—12. Я. П.

Ясная Поляна, 11 марта 1908.

Милый Теплов,

Получил ваше письмо и так живо вспомнил и вас и нашего общего драгоценного друга Николая Николаевича. 1Картина ваша проникнута тем самым чувством, которым был проникнут и этот наш общий друг. Она очень теплая и сердечная. Но должен вам сказать, что, по моему мнению, всякое фантастическое изображение не свойственно живописи. Впрочем, я не судья в этом. Во всяком случае очень благодарю вас за память обо мне; общение с вами мне истинно приятно.

Лев Толстой.

1908. 12 марта.

Подлинник написан и датирован рукой H. H. Гусева, подпись и нижняя дата собственноручные. Верхняя дата — дата написания письма нижняя — дата подписи. Продиктовано в фонограф.

Михаил Васильевич Теплов — художник, ученик Н. Н. Ге, разделявший его взгляды. В 1885—1886 гг. бывал у Толстого в Москве и в Ясной Поляне. Часто упоминается в письмах Толстого к Н. Н. Ге 1880-х годов. В 1908 г. был непременным членом землеустроительной комиссии в г. Оргееве Бессарабской губ. 9 февраля 1908 г. Теплов послал фотографию с его картины иллюстрации к рассказу Толстого «Где любовь там и бог» (масло). Картина была на выставке в Вильне. На фотографии надпись: «Вдохновителю дум моих, дорогому Льву Николаевичу, в знак любви и глубокого уважения от скромного автора. Февраля 9 дня 1908 г. М. Теплов» (хранится в ГМТ).

1О Николае Николаевиче Ге (1831—1894) см. т. 63, стр. 208.

1908 г. Марта 11—12. Я. П.

Ясная Поляна, 11 марта 08.

Получил ваше письмо и очень был рад узнать о том впечатлении, которое произвело на вас мое писание. Я не изменил своего мнения о том, что наилучшая, наиестественнейшая жизнь есть жизнь на земле трудами рук своих. Но, несмотря на всю важность этакого рода жизни, есть еще для человека, желающего следовать истинному закону блага, т. е. христианскому закону, есть другое требование, стоящее выше требования жизни на земле. Требование это состоит в том, чтобы не нарушать любви ни с каким человеком, чтобы увеличивать в себе это сознание любви. Не знаю, насколько вы исполнили это, но думаю, что ни один человек вполне не исполнил этого, и на это надо напрячь все свои силы. Когда же вы напряжете на это свои силы, то самый вопрос об изменении своей жизни уже не будет таким первостепенным. Будет возможность изменить жизнь, не нарушая любви, вы измените ее; не будет этой возможности, то вы скорее останетесь в прежнем положении, только бы не нарушать главного закона и главного блага человека — любви.

Прощайте, братски жму вам руку.

Лев Толстой.

12 марта

1908 .

Печатается по копировальной книге № 8, л. 147. Написано и датировано рукой H. Н. Гусева, подпись и нижняя дата собственноручные. Верхняя дата — дата написания, нижняя — дата подписи. Продиктовано в фонограф. Впервые опубликовано почти полностью, без указания фамилии адресата в статье В. Черткова «Отношение Л. Н. Толстого к земледельческим колониям» — «Голос минувшего» 1913, 10, стр. 58—59.

Иван Павлович Шарапов (р. 1885) — крестьянин Серпуховского уезда Московской губ., рабочий прядильно-ткацкой фабрики в Иванове-Вознесенске.

Ответ на письмо И. П. Шарапова от 10 января 1908 г. (посланное 3 марта). Под влиянием произведений Толстого и Т. М. Бондарева Шарапов задумал уехать из города и «быть крестьянином», но встретил противодействие со стороны родителей. Спрашивал, как ему поступить.

1908 г. Марта 12—13. Я. П.

Дорогой Александр Михайлович,

Прочел ваше письмецо Гусеву, 1в котором вы так прекрасно выразили единственное и наилучшее средство чествовать мой юбилей, т. е. сделать мне истинно приятное и вполне удовлетворяющее меня, а именно то, чтобы посадить меня в тюрьму за написание тех сочинений, за распространение которых вам придется сидеть шесть месяцев, 2и сидят так много и много людей. Многим эта мысль покажется шуткой, парадоксом, а между тем это самая простая и несомненная истина. Действительно, ничто так вполне не удовлетворило бы меня и не дало бы мне такой радости, как именно то, чтобы меня посадили в тюрьму, — в хорошую, настоящую тюрьму, вонючую, холодную, голодную. Вы высказали ясно то, чего я только смутно и неопределенно желал. Последнее время я чувствую себя до такой степени счастливым, что часто задумываюсь, есть ли что-нибудь, чего бы я желал? — и никак не мог найти ничего такого. Теперь же не могу воздержаться от того, чтобы не желать всей душой того, чтобы то, что вы предлагаете, было принято не как шутка, а как поступок, действительно могущий успокоить всех тех, которым мои писания и распространение их неприятны, а с другой стороны, который доставил бы мне на старости лет, перед моей смертью, истинную радость и вместе с тем избавил бы меня от всей предвидимой иною тяжести готовящегося юбилея. 3