Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 86

16 Зачеркнуто: нарушить его блудом над строкой написано: бороться.

На это письмо Чертков отвечал письмом от 28 марта 1888 г., в котором между прочим писал: «За Полушина я очень рад, что вы с ним видаетесь. Он мне писал, что одно только поддерживает его — это общение с вами. И я этому верю и желаю ему одного, чтобы теперешнее его общение с вами содействовало бы развитию в нем возможности получения поддержки помимо вас и всяких людей — непосредственно от внутреннего источника силы..... Количке скажите, что я постоянно думаю о нем, как о брате, свободном и освобождающем себя от главных недоразумений и слабостей, отличающих нашего брата, посильных учеников Христа. (Главный наш недостаток тот, что мы слишком склонны быть больше вашими последователями, чем учениками и последователями Христа и вашими, Льва Николаевича, братьями.) Скажите ему, что еслиб он сейчас сюда приехал, то он, и именно он, очень помог бы мне в очень трудное для меня время. Он и вы себе не можете представить, как мне трудно. Напечатание изуродованной вырезками и лживым предисловием статьи Бондарева не могу одобрить. Думаю с Галею, что ему самому было бы очень больно прочесть этот номер «Русского дела». И кроме того думаю, что в таком виде и обстановке слова Бондарева мало кому нужны. — Ваше Согласие против пьянства встречает сочувствие в большинстве хороших людей. (Употребляю выражение «хорошие люди» — для краткости; считаю же, что мы все без исключения — порядочная дрянь, в которой от времени до времени кое-что блестит и радует).... Ваше письмо мы получили и как раз при Емельяне. Ваши слова о блуде очень, очень были нужны нам всем и нужны будут всем людям больше всяких философских споров и рассуждений. Так, по крайней мере, мне кажется. Емельян весь просветлел от радости, Галя плакала, читая, а мне стало особенно стыдно за свою прошлую, распутную, блудливую жизнь. Когда вы не имеете потребности или возможности основательно — писательски — изложить занимающую вас мысль, то вам непременно следовало бы записывать ее в сыром виде в дневник, в роде того как вы в письме ответили Емельяну о скопцах. Больше ничего не нужно. Всё, что нужно, сказано, а остальное будет писательство — то самое, в котором вы сами лучше кого-либо сознаете, много соблазнов. Статья о жизни была бы для читателей лучше, еслиб всё, что там есть нужного людям, не сгруппировано было в «статью». Всякая систематизация ужасно суживает значение того, что говорится, и включает истину в самую неудобовоспринимаемую форму, вызывающую протест со стороны почти всякого читателя, связанного какою-нибудь своею системою, а таких читателей 99/100. Форма книг, статей — теперь устарела. Теперь не только писатель должен прежде всего быть человеком, а не сочинителем, но и читатели — лучшие — прежде всего люди, а не ученики или изучатели. И потому, чем непосредственнее, сырее, записанные на бумагу ваши мысли, тем они сильнее, привлекательнее, убедительнее. (Художественное произведение — другое дело — там почти конца нет улучшениям, и вы совершенно правы, что «Власть тьмы» — конец — требует еще работы: побудительная причина — раскаяние — скомкана.)»

1888 г. Марта 29?. Москва.

Третьяго дня получилъ хорошее извѣстіе о кормилицѣ, а вчера Залюбовской 1разсказалъ о васъ. Все хорошо, кромѣ неполнаго согласія съ Ник[олаемъ] Лукичемъ 2и еще нездоровья Ольги Спенглеръ и ея отъѣзда. И то и другое очень, очень жалко. У насъ теперь избытокъ радостныхъ друзей: и Количка, и П[авелъ] И[вановичъ]. У насъ все хорошо, за исключеніемъ тѣхъ же грѣховъ, какъ и у всѣхъ грѣшныхъ: неполное согласіе, чтó то затаенное, невысказанное съ сыномъ Сергѣемъ. Пишу это и затѣмъ, что не переставая страдаю отъ этаго, и затѣмъ, чтобы сказать, что я понимаю, какъ трудно распутывать такіе грѣхи. И въ самомъ дѣлѣ какъ не быть трудному такому распутыванью — вѣдь въ этомъ все дѣло жизни. Если бы это б[ыло] легко, то сейчасъ бы и было Ц[арство] Б[ожіе]. А то нѣтъ: легче гору просѣчь тунелемъ, чѣмъ развязать грѣхъ, разъединяющій двухъ людей.

О многомъ, многомъ хочется и нужно писать вамъ — теперь хоть самое главное. Посылаю назадъ рукопись Марк[а] Авр[елія]. 3Хорошо. Нужно хорошее біографич[еское] вступленіе. Нѣкоторыя — я вычеркнулъ, нѣкот[орыя] очертилъ карандашемъ — считаю лучше выкинуть. Чѣмъ короче, тѣмъ сильнее. Еще посылаю рукопись Семенова Солдатка. 4Онъ много прибавилъ и вышло цинично. Надо какъ нибудь это исправить. Умъ хорошо, два лучше. Вы прочтите и подумайте. — О Китаѣ изъ Simon 5готова очень хорошая статья, 6я вчера ее передалъ назадъ Гацуку, 7чтобы упростить слогъ. Орловъ 8написалъ о Паскалѣ 9и 2-й разъ исправляетъ. Я думаю, будетъ недурно. Былъ здѣсь французъ Pagés 10и еще чехъ Масарикъ. 11Оба профес[сора] философ[іи]. Но оба сердечные и свободные люди. Пришло въ голову издавать Посредникъ международный въ Лейпцигѣ безъ цензуры на 3-хъ или 4-хъ языкахъ. Программа: Всё, чтó выработалъ духъ человѣческій во всѣхъ областяхъ — такое, чтó доступно пониманію рабочихъ трудящихся массъ и чтó непротивно нравственному ученію Христа: 12мудрость, исторія, поэзія, искусства... Устройства учрежденій никакого не нужно: — Посредникъ [съ] расширенной программой. 13Все, чтó у васъ есть, не пропускаемое цензурой 14— статьи Озмидова, 15Декларація Гарисона и очеркъ его жизни, 16Легенда Костомарова, 17Достоевскаго, 18Лѣскова, 19— все, чтó есть, печатать въ Лейпцигѣ на 4-хъ языкахъ — Рус[скомъ], Фр[анцузскомъ], Нѣм[ецкомъ], Анг[лійскомъ], и на оберткахъ печатать краткую программу.