Александр Дюма-сын - Дело Клемансо

Я горячо принялся за работу и, не отрываясь, трудился чисто механически в течение двух недель. Мысли мои начали проясняться: я приходил в себя. Неужели я спасен? Неужели я все забуду и сделаюсь нормальным человеком? Если это чудо совершится, как благодарить мне Бога?!

В таком духе написал я г-ну Рицу, принося ему горячую благодарность за мое исцеление и радуясь, что живу и интересуюсь моей работой, которая быстро приближается к концу.

Так прошла еще неделя. Я ликовал…

Раз утром получаю письмо:

"Опять новость, дружище: жена твоя вернулась, вероятно, с золотых приисков из Калифорнии! Купила роскошный отель, со всей обстановкой и редкостями, помнишь баснословный дворец графа Аттикова? Ну, вот, этот самый.

Два с половиной миллиона заплатила чистыми деньгами и водворилась. Экипажами и лошадьми доводит всех до столбняка, принимает немногих избранных, ездит в оперу — красавица по-прежнему. "Королева-мать" неизменно торчит возле нее, карикатурна, как и всегда, но разукрашена бриллиантами. Покровителя возле нее нет. По крайней мере, не на кого указать. Толкуют о каком-то принце, приезжающем инкогнито в Париж для свиданий. Словом, тысяча и одна ночь! Считаю долгом уведомить тебя обо всем этом, на случай если вернешься в Париж. Между вами воздвигнута окончательная преграда: слава Богу! Ее все знают под именем графини Изы Доброновской — скоро и прежние знакомые забудут, что эта особа носила твое имя".

Новость эта не так взволновала меня, как можно было опасаться. Я решил не двигаться с места, пока не кончу "Моисея".

Неделю спустя получаю другое письмо:

"Иза пишет мне, что ей необходимо переговорить со мной по чрезвычайно важному делу. Отправляюсь. Любопытно знать, что ей понадобилось. Подробности опишу.

Константин Риц".

Проходит неделя, другая, третья — гробовое молчание.

"Моисей" мой почти готов.

Вдруг письмо с незнакомым почерком:

"Продолжайте слушаться советов вашего "единственного" друга Константина. Только знайте, что он возлюбленный вашей жены".

Чаша переполнилась.

Я позвал слугу, велел наскоро уложить необходимые вещи в маленький чемоданчик и, взглянув в последний раз на неоконченную фигуру пророка, уехал во Францию, не зная зачем, но предчувствуя нечто роковое, бесповоротное.

Четыре дня и четыре ночи не произнес я ни одного слова в дороге; ел, пил и двигался как автомат и почти ни о чем не думал. Словно посторонняя воля управляла моими действиями, толкала меня вперед.

В шесть часов утра я приехал, остановился в "Парижской гостинице", переоделся и пошел к Константину.

При виде меня друг мой изменился в лице. Однако подошел и обнял меня.

Я вынул из кармана анонимное письмо и подал ему.

— Это правда! — произнес он, прочитав письмо.

— Ты ее… возлюбленный?

— Я был ее другом в течение одного дня… Богу известно, что мне и в голову это не могло явиться! Но ей пришло. Месть! Все равно я поступил гадко. Теперь я тебя понимаю, друг мой! Она околдовала меня! Змея… На следующий день опять являюсь: не принимают. Два, три раза — та же история. Хочешь верь, хочешь нет, но я был влюблен в нее в течение этих трех дней! Будь она моя жена и измени мне…

— Что же бы ты сделал?

— Не знаю!

— Убил бы ее?

— Может быть.

— Видишь, я сильнее тебя!

— Согласен. Ты сердишься на меня?

— Нет. Жаль только, что у тебя не хватило храбрости признаться мне во всем письменно!

— Порывался сам ехать в Рим, рассказать тебе…

— Ну?

— Ну… и остался! Ты зачем вернулся?

— Вот вопрос! Вернулся, да и все.

— Совсем?

— Совсем. До свидания.

— Куда ты?

— К твоему отцу.

— Значит, скоро увидимся.

Я прямо отправился в знаменитый отель Аттикова. Позвонил. Массивная дверь бесшумно отворилась. Двойной звонок швейцара возвестил в бельэтаж о приходе посетителя.

Лакей в великолепной ливрее вышел мне навстречу.

— Барыня дома?

— За городом, сударь.

— Скоро вернется?

— Должно быть, сегодня. Не угодно ли записаться?

— Хорошо.

— Старая графиня живет с дочерью? — спросил я.

— Нет-с, рядом. Но они за городом с барыней.

— Прекрасно. Дайте перо и бумагу.

Я вошел в переднюю и написал на листе бумаги:

"Ждите меня вечером".

Подписался и, вложив записку в конверт, велел лакею передать.

Куда деваться до вечера?

Я пошел к вам, милый друг. Рассказал вам положение вещей и спросил, чем и как ограждает закон мужа в таких случаях. Вы объяснили мне, что закон предоставляет мужу право разъехаться с женой, а если застанет ее на месте преступления, то может запереть ее в тюрьму на год или на два. Имя, свободу, попранное чувство — закон вернуть бессилен. Одна смерть может разлучить нас.