Джордж Гроссмит - Дневник незначительного лица

— Мистер Уиллоули! Что вы на это скажете? — и сует ему мои билеты. Этот господин вертит их в руках и спрашивает:

— Кто вам это дал?

Я отвечаю, с некоторым раздражением:

— Мистер Мертон, разумеется.

Он спрашивает:

— Мертон? Кто таков?

Я отвечаю, не без вызова:

— Вам следовало бы знать, это имя известно во всех театрах Лондона.

Он мне на это:

— Да? Скажите! Но не в нашем. Билеты эти, во-первых, без всякой даты , и отпечатаны в конторе Свина, давно переменившей владельца.

Я имел с этим джентльменом пренеприятнейшее объяснение, покуда Джеймс, поднявшийся наверх с дамами, не крикнул мне:

— Ну идем же!

Я поднялся вслед за ними, и весьма учтивый служитель шепнул:

— Сюда пожалуйте, четвертая ложа.

Я спросил у Джеймса:

— Боже мой, но как вам это удалось?

И к ужасу моему он ответил:

— Очень просто, я купил билеты.

Это было так унизительно, я почти не в силах был следить за ходом пьесы, однако же мне было суждено унижение еще более горькое. Я наклонился над краем ложи, и мой галстук — черная бабочка, прикрепленная к запонке с помощью новейшего патентованного средства, — порхнула вниз, в партер. Какой-то пентюх, не глядя, куда идет, притопнул мою бабочку и долго так стоял, покуда ее не обнаружил. И тут он ее пнул ногой и с презрением — ногой, ногой — затолкал под ближайшее кресло. Из-за этих неприятностей с бабочкой и с билетами я себя чувствовал решительно не в своей тарелке. Мистер Джеймс из Саттона был весьма любезен. Он сказал:

— Не беспокойтесь, никто ничего не заметит — при вашей-то бороде. Только ради этого, на мой взгляд, и стоит отпускать бороду.

Замечание, надо признать, не совсем уместное, поскольку Кэрри очень гордится моей бородой.

Дабы утаить отсутствие бабочки, принужден был весь остаток вечера прижимать подбородок к груди, вследствие чего у меня разболелась шея.

24 АПРЕЛЯ.

Всю ночь глаз не сомкнул, все думал о том, как мистер и миссис Джеймс приехали вчера из глуши, чтобы сходить в театр, и ему пришлось платить за отдельную ложу, ибо наши билеты оказались недействительны; да и пьеса была дрянь. Я написал сатирическое письмо Мертону, этому виноторговцу, который нам выдал контрамарки. Я между прочим написал: «Учитывая, что наши места стоили нам денег, нам стоило усилий оценить представление». По-моему, такая строчка бьет не в бровь, а в глаз, и я спросил у Кэрри, где в слове искусство два эс, в конце или в начале, и она сказала: «В начале». Потом уже, когда отослал письмо, я посмотрел в словарь, и оказалось, что в конце. Был ужасно раздосадован.

Постановил больше не убиваться из-за этих Джеймсов; потому что, как говорит моя умница Кэрри: «Мы все уладим, на той неделе пригласим их из Саттона к нам на вечерок и сыграем с ними в безик».

25 АПРЕЛЯ.

Вследствие рассказов Брикуэлла о том, как жена его творит чудеса посредством эмалевой краски, решил тоже попробовать. На пути домой купил две банки красной. Второпях проглотил чай, поспешил в сад и выкрасил несколько цветочных горшков. Позвал Кэрри, она сказала: «Опять ты погнался за модой!»; однако же была вынуждена признать, что горшки стали выглядеть прямо-таки изумительно. Пошел в спальню служанки и выкрасил ей рукомойник, вешалку для полотенец и шкафчик. На мой взгляд, там стало значительно красивей, но — вот пример неразвитости вкуса у низших классов, — наша служанка, Сара, увидев мою работу, не выказала ни малейшего удовольствия, а только и сказала, что ей «даже лучше нравилось, как раньше».

Пошел в спальню служанки и выкрасил ей рукомойник

26 АПРЕЛЯ.

Купил еще немного красной краски (нет, по-моему, лучше цвета, чем красный) и выкрасил угольный совок и корешки нашего Шекспира, ибо у всех томов совсем обветшал переплет.

27 АПРЕЛЯ.

Выкрасил в красный цвет ванну и пришел в восхищение от результата. Как ни печально, Кэрри в восхищение не пришла, и, собственно, мы даже немного повздорили. Она сказала, что мне бы следовало посоветоваться с ней, и мол где это видано, чтоб ванну красили красным. На это я ей ответил:

— А уж это дело вкуса.

К счастью дальнейшие наши споры были предотвращены вопросом: «Можно войти?» — и то был всего лишь Туттерс. Он сказал:

— Мне открыла ваша служанка, она извинилась, что не может ввести меня в дом, так как выжимает какие-то носки.

Я был ему очень рад, предложил сыграть в дурака и сказал шутки ради: