Жорж Санд - Франсуа-Подкидыш

И я рассказала своему другу историю Болонки — она растрогала его до слез, и он объявил ее образцовым произведением этого жанра.

— У меня должна была бы пропасть всякая охота к тому, что я пытаюсь сделать, — сказала я ему, — ведь одиссея Бедной собаки Брискэ, которую я рассказала меньше, чем в пять минут, не имеет ни единого пятна, ни малейшей тени; это бриллиант, отшлифованный лучшим гранильщиком на свете, так как Нодье был действительно гранильщиком в литературе. У меня же нет знаний; значит, нужно, чтобы я взывала к чувству. Кроме того, я не могу обещать, что буду краткой, и заранее знаю, что первое качество, делать хорошо и кратко, будет отсутствовать в этюде.

— Ну, дальше, — сказал мой друг, которому наскучили мои предварительные речи.

— Так это история Франсуа- Подкидыша , — продолжала я, — и я постараюсь вспомнить начало без изменения. Это — Моника, старая служанка кюрэ, она приступила к рассказу.

— Одну минуту, — сказал мой строгий судья, — я тебя останавливаю на заглавии. Champi — не французское слово.

— Извини меня, — ответила я. — Словарь называет его старым, но Монтэнь его употребляет. И я не собираюсь быть более французской, чем великие писатели, которые делают язык. Я не буду озаглавливать — Франсуа-Найденыш, Франсуа-Незаконнорождённый, но именно Франсуа -Подкидыш, то есть ребенок, подкинутый в поле; так говорили раньше всюду, и так говорят еще и теперь у нас.

Однажды утром, когда Мадлена Бланшэ, молодая мельничиха из Кормуэ, отправилась через луг постирать у источника, она нашла там маленького ребенка, сидевшего перед ее плотиком и возившегося с соломой, которую прачки кладут себе под колени.

Мадлена Бланшэ пригляделась к этому ребенку и удивилась, что не знает его, так как здесь не было большой дороги и встретить можно было только местных людей.

— Кто ты, дитя мое? — спросила она мальчика, который смотрел на нее с доверием, но, казалось, не понял ее вопроса. — Как зовут тебя? — продолжала Мадлена Бланшэ, посадив его рядом с собой и став на колени, чтобы стирать.

— Франсуа, — ответил ребенок.

— Франсуа, а чей?

— Чей? — сказал ребенок совсем простодушно.

— Чей ты сын?

— Я не знаю, подите вы!

— Ты не знаешь, как зовут твоего отца?

— У меня нет отца.

— Значит, он умер?

— Я не знаю.

— А твоя мать?

— Она там, — сказал ребенок, указывая на бедную хижину, за два ружейных выстрела от мельницы, соломенная кровля которой виднелась сквозь ивы.

— Ах, я знаю, — продолжала Мадлена, — это та женщина, которая приехала сюда жить и устроилась со вчерашнего вечера.

— Да, — ответил ребенок.

— А вы раньше жили в Мерсе?

— Я не знаю.

— Совсем ты неразумный мальчик. Знаешь ли ты, по крайней мере, как зовут твою мать?

— Да, Забелла.

— Изабелла, а дальше? Другого имени ты ее не знаешь?

— Право, нет, подите вы!

— То, что ты знаешь, не утомит тебе мозги, — сказала Мадлена, улыбнувшись и принимаясь бить свое белье.

— Как вы сказали? — переспросил маленький Франсуа.

Мадлена еще посмотрела на него; это был красивый ребенок с чудесными глазами. «Досадно, — подумала она, — что у него такой глупый вид».

— Сколько тебе лет? — продолжала она. — Может, ты и этого тоже не знаешь?

По правде говоря, он это знал так же хорошо, как и все остальное. Он сделал все возможное, чтобы ответить, так как стыдился, быть может, того, что мельничиха считала его таким глупым, и разрешился таким изумительным возгласом:

— Два года!

— Вот так так! — сказала Мадлена, отжимая белье и уже не глядя на него, — да ты еще настоящий гусенок, и никто не позаботился тебя поучить, бедный малыш! Тебе, по крайней мере, шесть лет по росту, а по разуму нет и двух.

— А может быть! — ответил Франсуа.

Затем он сделал еще усилие над собой, будто желая стряхнуть оцепенение со своего бедного разума, и сказал:

— Вы спрашивали, как меня зовут? Меня зовут Франсуа-Подкидыш.

— Ах вот что, понимаю, — сказала Мадлена, с сочувствием посмотрев на него; и Мадлена больше не удивлялась, что этот красивый ребенок был такой грязный, оборванный и предоставлен самому себе.

— Ты совсем раздет, — сказала она, — а ведь время не теплое. Наверное, тебе холодно?

— Не знаю, — ответил бедный подкидыш, который так привык страдать, что уже этого не замечал.

Мадлена вздохнула. Она подумала о своем маленьком годовалом Жани, который спал в тепленькой люльке под охраною бабушки, в то время как этот бедный подкидыш дрожал здесь у источника, оберегаемый лишь милостью провидения: он мог утонуть, ибо был так простодушен, что и не подозревал, что можно умереть, упав в воду.