Жорж Санд - Франсуа-Подкидыш

На это Севера дерзко заметила ей, что это очень долго. И Мадлена спокойно ответила, что очень недолго. И вслед затем Жан Обар удалился, глупый, как пень, и смеясь, как дуралей, так как он нисколько не сомневался, что Мариета от него без ума. Он заплатил, чтобы этому верить, и Севера давала ему эту уверенность за его деньги.

И, уходя, эта последняя сказала Мариете, что она велела у себя приготовить пирог и блины для сговора и что если даже мадам Бланшэ и задержит помолвку, нужно все-таки съесть угощение. Мадлена сочла нужным заметить, что неприлично молодой девушке итти вместе с парнем, который не получил еще слова от ее родных.

— В таком случае я не пойду, — сказала Мариета в ярости.

— Этого нельзя, этого нельзя, вы должны пойти, — сказала Севера, — разве вы сами себе не госпожа?

— Нет, нет, — возразила Мариета, — вы же видите, что моя невестка приказывает мне остаться.

И она ушла в свою комнату, хлопнув дверью; но она только прошла через нее и, выйдя через другую дверь дома, отправилась догонять Северу и своего ухаживателя, смеясь и отпуская дерзости по адресу Мадлены.

Бедная мельничиха не могла удержаться от слез, видя, как все это идет.

«Франсуа прав, — подумала она, — эта девушка меня не любит, и у нее неблагодарное сердце. Она не хочет понять, что я поступаю так для ее же блага, что я желаю ей счастья и хочу помешать ей сделать то, о чем она будет потом жалеть. Она послушалась дурных советов, и я принуждена видеть, как эта несчастная Севера вносит горе и злобу в мою семью. Я не заслужила всех этих бед и должна предоставить себя на волю божью. Счастье для моего бедного Франсуа, что он увидел яснее, чем я. Он бы очень страдал с такою женой».

Она стала его искать, чтобы сказать ему то, что она думала; но она нашла его плачущим около источника и, воображая, что он жалеет о Мариете, принялась говорить ему все, что могла, чтобы его утешить. Но чем больше она старалась, тем больше она причиняла ему боли, так как он видел, что она не хочет понять правду и что сердце ее никогда не повернется так, как ему этого хочется.

Вечером, когда Жани лег и заснул в комнате, Франсуа задержался немного с Мадленой и попробовал с ней объясниться. Сначала он сказал ей, что Мариета ревновала ее, а Севера отвратительно клеветала и сплетничала про Мадлену.

Но Мадлена не увидела в этом злого умысла.

— А какие сплетни можно обо мне распускать? — сказала она просто, — какую ревность можно внушить этой бедной, маленькой, сумасшедшей Мариете? Тебя обманули, Франсуа, тут замешана какая-то корысть, которую мы узнаем позднее. А что касается ревности, это совсем неважно; я уже не в тех летах, чтобы беспокоить молодую и хорошенькую девушку. Мне почти тридцать лет, а для деревенской женщины, которая имела много горя и много работы, это такие годы, что я гожусь тебе в матери. Один дьявол мог бы сказать, что я смотрю на тебя иначе, чем на сына, и Мариета должна была видеть, что я хотела вас поженить. Нет, нет, не верь, что у нее такие дурные мысли, или не говори мне этого, дитя мое. Это чересчур мне стыдно и больно.

— И однако же, — сказал Франсуа, делая над собою усилие, чтобы говорить дальше и склоняя голову над очагом, чтобы Мадлена не видела его смущения, — у мосье Бланшэ ведь была дурная мысль, когда он захотел, чтобы я покинул дом!

— Так ты теперь это знаешь, Франсуа, — сказала Мадлена. — Как ты это узнал, я тебе этого никогда не говорила и никогда бы не сказала. Если это Катерина, то она плохо сделала, — подобная мысль должна тебя оскорблять и огорчать так же, как и меня. Но не будем об этом думать и прости моему покойному мужу. Мерзость эта опять идет от Северы. Но теперь Севера уже не может ревновать меня. У меня нет больше мужа, я так стара и некрасива, как она могла бы этого желать в то время; и я об этом не горюю, так как это дает мне право на уважение, я могу считать тебя своим сыном и искать тебе красивую и молодую жену, которая была бы рада жить со мной и любить меня, как свою мать. Вот все, чего я хочу, Франсуа, и мы ее, конечно, найдем, будь покоен. Тем хуже для Мариеты, если она отворачивается от счастья, которое я бы ей дала. Ну, иди спать и приободрись, дитя мое. Если бы я считала себя помехой твоему браку, я тотчас бы сказала тебе, чтобы ты меня покинул. Но будь уверен, что я не могу смущать людей и что никогда не будут подозревать невозможного.