Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 88

Невольно любуешься молодечеством Жерара, 5охотника на львов, точно так же невольно любуешься, независимо от последствий их деятельности, и молодечеством, самоотвержением русских революционеров, ходивших в народ, так же как и отчаянной деятельностью Халтуриных, 6Рысаковых, 7Михайловых 8 и др[угих], но нельзя не видеть, что главный двигатель деятельности этих людей был тот же, как и тот, который руководил Жераром. Как Жерар не мог не видеть того, что убийством десятка львов он не избавит жителей Африки от львиной опасности, так же и люди, ходившие в народ или устраивающие шествия по улицам с флагами или убивающие отдельных правительственных лиц, не могли не видеть, что они этими средствами никогда не победят русского правительства. Так что главным двигателем и тех и других, очевидно, был не достижение известной цели, а избыток сил, борьба с опасно

стями, игра своей жизнью.

Когда я был охотником, я помню, что, несмотря на то, что я был в полном обладании своих умственных способностей, все рассуждения о безумии того, чтобы скакать сломя голову за ненужным мне зайцем или волком или ездить за сотни верст, чтобы, увязая в болотах или снегу, убить несколько ненужных мне птичек или столь же ненужного медведя, все эти рассуждения я пропускал мимо ушей и был не только уверен в важности своей деятельности, но гордился ею. То же и с революционерами.

Только тем, что революционная деятельность есть спорт, и можно объяснить то, что люди здравомыслящие предаются такой явно бесполезной деятельности, и то, что никакие доводы, доказывающие тщету и даже вред их деятельности, не действуют на них. Жалко видеть, когда энергия людей тратится на то, чтобы убивать животных, пробегать на велосипедах большие пространства, скакать через канавы, бороться и т. п., и еще более жалко, когда эта энергия тратится на то, чтобы тревожить людей, вовлекать их в опасную деятельность, разрушающую их жизнь, или еще хуже: делать динамит, взрывать или просто убивать какое-нибудь почитаемое вредным правительственное лицо, на место которого готовы тысячи еще более вредных.

Революционеры говорят, что цель их деятельности в том, чтобы содействовать улучшению общей жизни людей посредством освобождения их от совершаемых над ними насилий: дать им свободу. Но ведь это только отговорка или предлог; деятельность революционеров не может дать свободу людям потому, что под свободой революционеры понимают совершенно то же самое, что под этим словом разумеют правительства, утверждающие, что они обеспечивают свободу своих подданных, и осуществить эту свободу революционеры стремятся теми же способами. Свободу правительства, как и революционеры, понимают как нечто положительное, как совокупность прав человека. «Свобода каждого должна быть такова , чтобы она не нарушала свободу других ». На эту тему с различными комментариями и разъяснениями написаны горы книг. Написано же об этом так много именно потому, что основное определение неверно. Свобода каждого по отношению к другим лицам есть понятие не положительное, а отрицательное. Свободен человек не тогда, когда так или иначе определены его права, а только тогда, когда никто не насилует его. Определение прав людей включает понятие ограничения деятельности людей, а ограничение может быть достигнуто только насилием или угрозой его.

И потому свободны люди не тогда, когда так или иначе определены их права, а только тогда, когда они не совершают насилий друг над другом. Не совершать же насилий друг над другом могут только люди, признающие незаконность, преступность, бессмысленность насилия. Так что свобода людей достигается не определением каких-либо прав, а только признанием всеми людьми незаконности, преступности, ненужности насилия. Истинно свободны люди могут быть только в обществе, где все сознают возможность и необходимость замены насилия разумным убеждением. А так как все люди разумные существа, то они не могут не видеть того, что эта замена насилия разумным убеждением возможна и что к осуществлению и должны стремиться люди. Деятельность же революционеров не только не содействует этой замене насилия убеждением, а, напротив, препятствует ей, призывая людей к новым формам насилия для изменения прежних.

Замена же насилия убеждением может произойти не вследствие изменения форм общества, а только вследствие сознания всеми людьми незаконности, преступности, ненужности насилия и возможности устройства общей жизни на основании разумного убеждения и согласия. И содействовать такому сознанию может всякий человек. Содействовать такому сознанию может всякий человек прежде всего уяснением своего собственного сознания и потом своей доброй жизнью, на деле доказывающей возможность замены насилия убеждением.