Джером Джером - Шутка философа

Гораций Кэмльфорд откинулся на спинку стула, устремив взгляд на дубовый потолок. — Для художника, — сказал он, — женитьба всегда большая ошибка.

Красивая мистрис Кэмльфорд добродушно засмеялась. — Насколько я знаю — заметила она, — художник никогда па отличит правой стороны рубашки от левой, если тут нет жены, которая вынет рубашку из комода и собственноручно наденет ее на него.

— Миру ни тепло, ни холодно оттого, что он будет носить рубашку наизнанку, — возразил её супруг. — Но когда художник жертвует искусством ради прокормления жены и детей, мир кое-что теряет.

— Но ты, брат, во всяком случае, кажется, не многим пожертвовал, — раздался легкомысленный голос Дика Иверэтта. — Весь свет трезвонит о тебе.

— Да, теперь, когда мне больше сорока лет, когда лучшие годы моей жизни прошли! — ответил поэт. — Как муж, я должен сказать, что мне не в чем раскаиваться. Лучшей жены и пожелать нельзя; мои дети прелестны. Я прожил мирную жизнь благополучного гражданина. Но будь я верен своему призванию, я бы ушел в пустыню — единственное место, где может и должен жить учитель жизни, пророк. Всякий художник обручен с Искусством. Женитьба для него безнравственный поступок. Если бы я мог начать жизнь сначала, я бы остался холостяком.

— Время, как видите, приносит с собою возмездие, — засмеялась мистрис Кэмльфорд. — В двадцать лет этот молодец грозил покончить с собой, если я не выйду за него замуж, на что я, наконец, согласилась, питая к нему искреннюю антипатию. Теперь, по прошествии двадцати лет, когда я, наконец, успела привыкнуть к нему, он спокойно заявляет, что без меня ему бы жилось лучше.

— В свое время я кое-где слышал о вашем замужестве, — сказала мистрис Армитэдж.

— Вы, кажется, были страстно влюблены в кого- то другого, не правда ли?

— Не принимает ли наш разговор довольно опасное направление? — засмеялась мистрис Кэмльфорд.

— Я как раз думала то же самое, — согласилась мистрис Иверэтт. — Можно подумать, что нами овладела какая-то странная сила, заставляющая нас вслух высказывать свои мысли.

— Боюсь, что первоначальным виновником являюсь я, — сказал мистер Армитэдж. — Но как здесь стало душно в комнате. Не пойти ли нам всем лечь спать?

Старинная лампа, подвешенная в закопченной балке потолка, издала слабый жалобный звук и погасла.

Тень старинного собора протянулась через всю комнату, освещённую теперь лишь редкими лучами месяца, которым удавалось пробиться сквозь завесу туч. На противоположном конце стола сидел маленький старичок, с остреньким лицом, гладко выбритый и в большом парике.

— Прошу прощения, — сказал он. Он говорил по-английски, но с сильным немецким акцентом. — Мне кажется, что в данном случаем мы можем оказать друг другу услугу.

Сидевшие вокруг стола, переглянулись, но никто из них не сказал ни слова. Каждый подумал — как они позже признались друг другу — что бессознательно взял свечку и отправился спать; это, безусловно, был только сон.

— В настоящее время я изучаю склонности и влечения человека, — продолжал старичок. — И вы могли бы в значительной степени помочь мне, если бы позволили отодвинуть вашу жизнь назад на двадцать лет.

Все шестеро всё еще молчали. Они подумали, что старичок должно быть всё время сидел между ними, незамеченный никем.

— Судя по вашим сегодняшним разговорам, — продолжал старичок, — вы охотно согласитесь на мое предложение. Все вы кажетесь мне людьми с необыкновенным умом. Вы сознаете совершенные вами ошибки, вы понимаете причины их. Раньше вы не могли избегнуть их, так как будущее было скрыто от вас. Теперь я предлагаю вам отодвинуть вашу жизнь назад на двадцать лет. Вы снова будете юношами и девушками, но только с той разницей, что знание будущего, поскольку оно касается вас самих, останется с вами.

— Что же, соглашайтесь, — продолжал убеждать старичок. — Осуществить это очень легко. Как ясно доказал один философ: мир есть лишь наше представление о нем. Путем того, что вам покажется волшебством, но что в действительности будет просто известным химическим процессом, я вычеркну из вашей памяти все события последних двадцати лет, за исключением того, что непосредственно касается вас самих. Вы будете знать, какие перемены, физические и нравственные, ожидают вас; всё остальное исчезнет из поля вашего зрения.

Старичок вынул из жилетного кармана маленький пузырек и, наполнив один из массивных бокалов водой из графина, отсчитали туда шесть капель. Затем поставил стакан на середину стола.