Эрнест Хемингуэй - Опасное лето

– А можно мне сейчас вступить в союз? – спросил Хотч. – Деньги у меня есть.

– Не думайте о деньгах, – сказал Антонио, после того как я перевел ему слова Хотча. – Забудьте про союз и прочие меркантильные дела. Думайте только о том, как великолепно вы будете выступать и о том, как мы гордимся вами и надеемся на вас.

В конце концов я ушел от них и спустился вниз, к остальной компании.

Когда они сошли с лестницы, лицо у Антонио, как всегда перед боем, было суровое, замкнутое, сосредоточенное, и взгляд его ничего не выдавал посторонним. По веснушчатому лицу Хотча – лицу заядлого бейсболиста – его можно было принять за бывалого новильеро, впервые выступающего в качестве матадора. Он мрачно кивнул мне головой. Никто бы не подумал, что он не тореро, и костюм Антонио сидел на нем безукоризненно.

Когда мы, войдя в цирк, остановились под аркой у выбеленной кирпичной стены перед красными воротами, Хотч, который стоял между Антонио и Луисом Мигелем, был просто великолепен на фоне белой штукатурки. Антонио уже был весь во власти предстоящего боя и приводил себя в обычное перед выходом состояние абсолютной внутренней пустоты. Для Луиса Мигеля последние минуты перед открытием ворот давно были трудными. Они стали труднее после Малаги.

Кто-то подошел ко мне и спросил:

– Кто sobre-saliente?

– Эль Пекас, – ответил я.

– А-а, – спрашивавший кивнул головой.

– Sierte 6 6 Желаю удачи (исп.). , Пекас, – сказал я Хотчу.

Он слегка наклонил голову. Он тоже старался привести себя в состояние внутренней пустоты.

Я прошел по кальехону до того места, где Мигелильо и его помощник раскладывали боевые плащи и шпаги, закрепляли мулеты на деревянных древках. Я отхлебнул воды из кувшина, огляделся и увидел, что на трибунах много свободных мест.

– Как Пекас? – спросил Мигелильо.

– Молится в часовне о благополучии других тореро, – ответил я.

– Смотрите за ним, – сказал Доминго Домингин, – любой бык может кинуться.

– Идут, – сказал я. Парадное шествие началось.

– Настоящий тореро. Доминго никогда не выглядел так на арене, – сказал кто-то, но Доминго не слышал. Мы все смотрели на Пекаса. В осанке его было ровно столько скромности и спокойной уверенности в себе, сколько нужно. Я перевел взгляд на Луиса Мигеля – не хромает ли он? Нет, он не хромал. Он ступал твердо и уверенно, но лицо его омрачилось, когда он увидел пустые места на трибунах. Антонио вышел на арену с видом победителя. Он тоже увидел пустые места, но остался равнодушен.

Хотч зашел за барьер и остановился возле меня.

– Что я теперь должен делать? – спросил он вполголоса.

– Стойте возле меня, делайте умное лицо, изображайте готовность, но без нетерпения.

– Мы с вами знакомы?

– Более или менее. Я видел вашу работу. Но мы не приятели.

На арену вышел первый бык Луиса Мигеля. Из трех доставшихся ему быков – низкорослого, среднего и крупного, – он для первого боя выбрал среднего. Мигель работал плащом, и больная нога, видимо, не мешала ему.

Публика награждала аплодисментами каждую веронику.

– Присмотритесь к быку, – сказал я Хотчу.

– По-моему, он недурен.

– Какие-нибудь изъяны?

– Ужасно длинные рога.

– Отсюда они всегда кажутся длинными, – сказал я.

– А не слишком усердствуют пикадоры?

– Слишком.

– Зачем?

Хотч говорил тихо, не шевеля губами.

– Его усмиряют для Мигеля, потому что он еще не совсем оправился от ушибов в Малаге. У него не хватит силы в ногах, чтобы справиться с ним. Для боя быков нужны надежные ноги.

– Запомню, – сказал Хотч.

– А как ваши ноги?

– Трясутся, но я держусь.

Луис Мигель делал пассы мулетой прямо напротив нас. Сперва он работал хорошо, в строгом стиле, потом еще лучше, наконец, превосходно, – но тут бык, ослабевший от чрезмерного усердия пикадоров, начал сдавать. Они выпустили из него много крови, но утомить мускулы шеи не сумели.

– Что вы сейчас можете сказать о быке?

– Он устал, и ему надоело.

– Теперь Мигелю придется самому наступать, а он не надеется на свои ноги.

– Уж скорей бы убивал, – сказал Хотч.

Он был прав. Но Луис Мигель убил только с седьмого раза, и то ему пришлось прикончить быка двумя ударами дескабельо.

– Почему так получилось? – спросил Хотч.

– По многим причинам, – сказал я. – Отчасти виноват бык, отчасти – Мигель.

– Может, он опять не сможет убивать, как уже было?

– Не знаю. Правда, бык ему не помогал, но он не сумел ни опустить мулету достаточно низко, ни вонзить шпагу как следует.