Юз Алешковский - Собрание сочинений в шести томах т.5

Это я все к тому, что в первые же часы своей жизни впитывал с молоком матери смягчающие вину обстоятельства и теперь вот вновь сбиваюсь на гневный ропот против возглавления этого дела моим недобрым, тут уж ничего не поделаешь, именем.

Если хотите знать, я с такой тухлой геной в истории болезни должен был стать многосерийным Чикатилой, а я стал всего-навсего фармазоном народно-погребальной медицины в период размножения рэкета, приватизации, психболезней, проституции, пидарасов всех мастей обоего пола и зверского накопления капитала.

Перед тем как перейти к леденящим и одновременно веселящим душу обстоятельствам показаний по данного делу, хочу в двух словах изобразить свое детство.

Без детства мы с вами превратимся в буржуазную демократию и не сделаем ни шага вперед к моей частично криминальной юности, а тем более к окончательно преступной зрелости в настоящее время.

Личное мое детство полностью было лишено внимания партии и правительства, которым в то время понравилось давать в долг разномастным доходягам международной арены, прогрессивно вставшим на генеральный путь нашего застоя. Проблемы малолеток были членам политбюро, как говорится, до одной очень немаловажной, но нецензурно и тоже незаслуженно оскорбляемой части, можно сказать, каждого человекотела, особенно женского.

Подведем итоги. Из первоклассного работ-ника ОТК в почтовом ящике папашка с ходу превратился в сторожа гастронома, где по ночам вставлял в пробки бутылок самодельный клизмошприц и, заметая следы своей слабости, доливал пять звездочек заваркой цейлонского чая. Имея до инвалидности золотые руки, он также смастырил в часы дежурства вскрывалку-закрывалку стеклянных банок с икрою черной и красной для банкетов обкома партии, откуда и закусывал разбавленный коньяк вплоть до бурного развития цирроза печени. Трагический арест, к сожалению, прервал всю эту выпивку и закуску. Как это у нас повелось, директор гастронома списал на пьющего «стрелочника» громадную недостачу, после чего приобрел новую «Волгу». Но до приговора по делу о злоупотреблении сторожевым постом папашка не дожил. Он пал в зале суда от разрыва левого желудочка сердца, которое, по вине следствия, видимо, перейдет мне в наследство.

В общем, потом мы с матушкой оставили Рыбинск и заняли комнатенку в общаге стройтреста, оказавшись в первых рядах великого нашествия иногородней лимиты на будущего Юрия Лужкова. С шестьдесят пятого к общеизвестной бабушке бросаю школу, протестуя прогулами против ослабления качества завтраков и усиления сбора металлолома.

Кто, думаете, на этом богател? Отечественная металлургия? Нет – завуч, падла и директор наживались. Мы там ногти себе посрывали на руках и ногах, собирая бронзу, медь, железки и чугун. Зина, бедная, Ларкина навек лишилась невинности, травматическим образом наткнувшись на рог велосипедного руля, а эти гниды руководящие дубленок понакупали, в которых голых десятиклассниц охмуряли брызгами шампанского, и все это грехопадение совершалось под предлогом золотого и серебряного медалирования зрелости девических ихних аттестатов.

Вспоминаю, как постепенно в моей душе начали нарастать глубокие противоречия и накапливаться резкие контрасты. В уме пробудился острый интерес к запрещенному предпринимательству. Имею в виду фарцовый бизнес и необходимость установления при-личного курса рубля, в первую очередь для лиц американского, а потом уже для англо-франко-германо-испано-итальяно и прочего туризма. Кроме того, в Москву поперла расколонизированная нами на нашу же голову Африка. Немедленно возникла нужда в универсальном международном языке для переговоров с приезжими бакланами свободного мира.

Во многом именно поэтому наиболее финальная часть моего переходного возраста прошла в обоюдополезной близости с хромо-ногой училкой английского, в остальном была она вполне грудастой теткой. На уроках и перед сном бесстыжее мое воображение шло по следам ее былой красоты рука об руку с дерзкой половой мечтой. Не выдержав, я взял и написал правдивую записку, что так, мол, и так, ай лав ю верри, верри матч энд ай эм редди ту тейк эни хот лэссэнс ин ё сингл найс бэд, короче говоря, кисс ю, ёр мистер Моргунов.

Училка жила в нашей же хрущёбке. Естественно, наломал я в ЦПКО махрово-иранской сирени. Заботясь о конспирации, лезу ночью по пожарке к ее заветному окошку. Сердце, помню, так стучало, что лестница тряслась. Вишу, одним словом, на левой руке, а правой стучу букетом в окно. Открывает. Если, быстро шепчу срывающимся от секса и страха голосом, не впустите, то через минуту превращусь на газоне в студень, бесполезный для дальнейшей жизни на земле. Расчет мой оказался верным, хотя от головокружительного сердцебиения я чуть-чуть не сверзнулся с пятого этажа…