Анри Шарьер - Папийон

— Интересно, хватит ли у них фургонов, чтобы отправить одним заходом всех?

— Не думаю.

— Сен-Мартен-де-Ре — это же жутко далеко. Если нас будут отправлять по шестьдесят человек за раз, то это протянется дней десять, не меньше.

Рассказывать о конвое особенно нечего, разве что всех нас распихали по тесным клетушкам в фургонах. Было страшно душно. По прибытии в Ла-Рошель выяснилось, что в нашем фургоне два покойника — несчастные просто задохнулись.

На пристани толпился народ: ведь Сен-Мартен-де-Ре — остров, туда надо переправляться по воде. И все видели, как из фургона вытащили двух мертвецов. Должен сказать, это не произвело на зевак никакого впечатления. А поскольку жандармы должны сдавать нас в крепость по счету, неважно, живых или мертвых, они загрузили в лодки и трупы.

Переправа была недолгой, но хоть свежим воздухом удалось подышать. Я сказал Дега:

— Чувствуешь? Побегом запахло...

Дега улыбнулся, а Жуло, сидевший рядом, заметил:

— Побегом... Лично я возвращаюсь туда, откуда удрал пять лет назад. Попался, как полный идиот, как раз когда собрался пришить иуду, заложившего меня десять лет назад... Давайте держаться вместе. В Сен-Мартене они пихают в каждую камеру по десять, человек. Всех подряд, без разбора.

Дружище Жуло ошибся. По прибытии его и еще двоих заключенных сразу изолировали от остальных. Эти трое совершили побеги с каторги, были пойманы во Франции и теперь подлежали особой повторной отправке.

И вот началась жизнь в ожидании,

Камеры, столовая, двор, где мы маршировали часами... Раз-два, раз-два, раз-два!.. Маршировали группами по сто пятьдесят человек. Эдакой длинной змеей, лишь деревянные сабо стучали. Разговаривать не разрешалось. По команде «разойдись!» рассаживались на земле, образуя группы по кланам или статусу. Сначала так называемая «аристократия», «киты» уголовного мира. Здесь не смотрели, откуда ты, — тут были корсиканцы, люди из Марселя, Тулузы, Бретани, Парижа и так далее. Выл даже один человек из Ардеша, а именно я. Кстати, во всем конгое, насчитывающем около двух тысяч человек, из Ардеша было только двое — я и еще один парень, осужденный за убийство жены. Что свидетельствует о том, что в Ардеше живут в основном добропорядочные ребята. Прочие группы формировались более или менее случайно, ведь на каторгу попадают чаще новички, нежели матерые преступники.

Как-то днем я сидел и грелся на солнышке, как вдруг ко мне подошел незнакомый человек. Маленький, хруп кий, в очках. Я пытался его «определить», но это оказалось непросто. Одинаковая одежда нивелировала.

— Это ты тот тип, которого тут кличут Папийон? — Он говорил с корсиканским акцентом.

— Да, точно. Ну, и что тебе от меня надо?

— Пойдем в сортир, — предложил он и направился туда первым.

— Этот парень, — заметил Дега, — с Корсики. Наверняка из бандитов-горцев. Как ты думаешь, чего он от тебя хочет?

— Пойду узнаю.

Я направился к туалетам, расположенным посреди двора, вошел и сделал вид, что мочусь. В той же позе рядом со мной стоял тот человечек. Не оборачиваясь, он сказал.

— Я шурин Паскаля Матра. Мы виделись с ним в комнате свиданий, он сказал, что я могу обратиться к тебе, когда понадобится помощь. От его имени.

— Да, Паскаль мой друг. А что тебе надо?

— Я больше не могу держать патрон. У меня дизентерия. Не знаю, кому доверить. Боюсь, что сопрут или охрана найдет. Прошу тебя, Папийон, подержи у себя несколько дней. — И он показал мне патрон гораздо больших размеров, чем мой. Я испугался, что это ловушка, — а вдруг это делается специально, чтобы выяснить, есть ли у меня собственный. Если скажу, что два мне не удержать, он поймет, что у меня тоже есть. Сохраняя невозмутимость, я спросил:

— А там сколько?

— Двадцать пять кусков.

Без долгих слов я взял патрон — идеально чистый — и прямо на его глазах засунул себе в задницу, размышляя при этом, может ли человек удержать сразу два патрона. Встал, застегнул штаны... Вроде бы порядок. Второй патрон меля не беспокоил.

— Я Игнасио Гальгани, — оказал бывший владелец патрона перед тем, как уйти. — Спасибо тебе, Папийон.

Я вернулся к Дега и поделился с ним новостью.

— Не тяжело?

— Нет.

— Ну и ладно. Забудем об этом.

Все это время мы пытались связаться с беглыми — Жуло или Гитту. Нужна была информация — как там что, как обращаются с заключенными, как устроить, чтобы тебя не разлучили с другом, и прочее. По счастью, нам удалось наткнуться на одного весьма странного типа. Это был корсиканец, родившийся на каторге. Его отец служил охранником, они с матерью жили на островах Спасения. Сам он родился на острове Руаяль, одном из трех, два других назывались Сен-Жозеф и остров Дьявола. И ют, по иронии судьбы, теперь он снова возвращался туда, но уже не как сын охранника, а каторжником.