Иван Новиков - Золотые кресты

— А теперь иди, беги. Уже поздно…

— А что ты скажешь тому?

— Что скажу? — усмехнулась гордо Тамара. — Скажу, что царевна Тамара будет ничьей.

С тех пор не видал Глеб царевны Тамары. И ничего о ней не слыхал. Кто и откуда она, не догадался спросить. Скоро умер отец. Еще немного спустя умерла и мать, годы ученья пришли, потом развернулась духовная жизнь. Кажется, несколько жизней прожито в ней, а вот где-то лежал, где-то хранился забытый мотив, и вдруг воскрес, всплыл из туманом подернутых далей далекого прошлого, а вспомнив об Анне — почему ж это так? — вспомнил он и слова:

Не уходи! Дай мне налюбоваться, Наслушаться твоих речей, Твоей любовью надышаться И знать, что я — ничей.

Отрадой детских дней напоило сердце Глеба вспыхнувшее в нем вместе со словами и мотивом воспоминание юных лет. Еще побродил он один — уже тихий, даже, может быть, грустный, но легкою и светлою грустью. Солнце поднялось высоко и грело по-летнему. Утро не обмануло, и нарождался теплый, ясный день.

Миновав мастерскую — Глеб не знал еще, что это за здание, — по очень крутой, но близкой дороге спустился он прямо к дому. Все окна были раскрыты настежь, и дом имел радостный утренний вид.

Встали.

Глеб еще ускорил шаги и почти бегом сбежал вниз. На крылечке стояла и улыбалась ему Анна.

— Я хотела идти вас искать, да не знала, куда. Как вы спали?

— Хорошо. И спал, и проснулся чудесно. У вас здесь особенный, чудодейственный воздух.

— Где вы были?

— Везде.

— А в мастерской?

— Я не знал, где она.

— А там, ведь, работает брат.

— Уже на работе?

— Вы не видали его? — Нет.

— Так пойдемте. Надо пить чай. Позовем его. Впрочем, вы, может, устали?

— Нет, нет, сегодня я бодр.

Было очень радостно Анне глядеть на его чуть порозовевшие щеки, улыбку, на еще влажные волосы. Но она ничего не сказала об этом ему, только протянула руку и засмеялась:

— Ну, здравствуйте! Мы, ведь, еще не поздоровались с вами. Глеб не сразу выпустил руку ее и, поднявши прямо свои почти синие глаза, сказал ей:

— Сегодня я вспомнил царевну Тамару — девочку, которую узнал у моря в детстве. Я поцеловал ее руку, как только увидел ее.

Анна вспыхнула. Тонким румянцем окрасилась и ее бледность, и рука чуть заметно дрогнула в Глебовой руке.

— Вспомнив сегодня о вас, я вспомнил и о забытой царевне Тамаре.

Когда Глеб замолчал, Анна инстинктивно, полубессознательно протянула ему для поцелуя обе свои руки — и ту, что держал, и свободную.

Потом они молча сошли со ступенек и пошли к мастерской — в гору, по узкой тропинке.

Почти у самого входа остановился Глеб и сказал Анне:

— Есть что-то невыразимо прекрасное в чистой душе, тоска по самому святому, что только может или, вернее, в этой-то жизни не может быть. Вы так прекрасны сейчас! Вы вышли навстречу дню и Богу, разлитому в мире, как Дева Пречистая. Я не мог не поклониться вам. Нет, нет, ничего не возражайте мне и не сердитесь, что я так сделал. В другое время я постеснялся бы, может быть — не разглядел вас, а сегодняшним утром я снова — дитя. Не сердитесь.

— Нет, — промолвила Анна. — Я не сержусь. Я никогда в жизни не забуду этого утра.

И оба вошли в мастерскую.

Андрей отдыхал, когда к нему вошли Анна и Глеб. Ни следа от его вчерашнего, неведомо откуда налетевшего беспокойства о летучей мыши не осталось, и Андрей работал сегодня так же удачно, как и вчера.

Он приветствовал вошедших чуть театральным жестом художника, который не может подать своей вымаранной руки.

— Так вот где работаешь ты, а я проходил мимо, ничего и не подозревая.

— Ты входишь в страну или, лучше сказать, в целый мир, где я царь и творец. Но царь по названию только — не самодержец, у нас, в сущности, настоящая анархия. Ни я их, ни они меня ничуть не стесняемся, и живем, как видишь, дружно довольно.

За целое утро намолчался Андрей и теперь был рад поболтать.

— Я все мечтаю такое что-нибудь сделать, чтобы не только живое было оно, а даже бессмертьице, хоть и плохонькое, но все ж заработать. И не в памяти людей. Нет настоящее!

— Себе?

— Что себе! — рассмеялся Андрей, — это дело уже решенное. Нет, вот именно даже ему — еще неизвестному моему созданию.

— Глупости болтаешь, — рассмеялся и Глеб. — Ты сегодня веселый.

— Да. И ты тоже.

— У вас тут удивительный воздух, или я не знаю что… Так, так хорошо.

Поднял голову Глеб и стал глядеть на этот действительно новый, совсем неизвестный душе его мир.