Герберт Уэллс - Покинутая невеста

— Да, он, по-видимому, пойдет далеко, — заметила моя жена.

— Да, мэм, — задумчиво повторила Джен, — он пойдет далеко.

И она вздохнула.

В следующее воскресенье, когда мы с женой пили чай, я спросил ее:

— В чем дело, голубчик? Почему это нынешнее воскресенье как-то не похоже на все другие? Что случилось? Ты перевесила портьеры, переставила мебель? Что это за неуловимая разница, которую я чувствую? Или ты переменила прическу и ничего мне не сказала? Я определенно ощущаю какую-то перемену вокруг меня, но никак не могу определить, в чем она состоит.

На это жена ответила самым трагическим тоном:

— Джордж, — сказала она, — дело в том, что Вильям сегодня не пришел. А Джен сидит у себя наверху и плачет.

После этого в доме наступил период тишины. Как я уже говорил, Джен перестала петь за работой; она начала крайне бережно обращаться с наиболее хрупкой частью нашего имущества — обстоятельство, которое моя жена сочла весьма зловещим признаком. В следующие два воскресенья Джен отпросилась со двора, чтобы «пройтись с Вильямом». Моя жена никогда не напрашивается на чужую откровенность; поэтому она лишь дала просимое разрешение, но никаких вопросов задавать не стала. Оба раза Джен вернулась домой раскрасневшаяся, но с твердым и решительным видом.

Несколько дней спустя она, наконец, разоткровенничалась.

— У меня хотят отбить Вильяма, — неожиданно объявила она, прервав разговор, шедший о какой-то скатерти. — Да, мэм. — Она — модистка и умеет играть на рояле.

— А я-то думала, — сказала моя жена, — что вы ходите с ним гулять по воскресеньям.

— Я не с ним ходила, мэм, а за ним. Я долго шла рядом с ними и затем объявила ей, что он мой жених.

— Да что вы, Джен? И что же они сделали?

— Даже внимания на меня не обратили, словно я для них какой-нибудь мусор. Тогда я сказала, что я ей этого не прощу.

— Вряд ли ваша прогулка была приятной, Джен!

— Да, мэм, думаю, что кое-кому не очень-то приятно.

— Я сожалею, мэм, — продолжала Джен, — что не умею играть на рояле. Но я все-таки не позволю ей отбить его. Она старше его, мэм, и волосы у нее хотя и золотистые, но не до самых корней.

…Кризис разразился в августе, в праздничный день.

Точных подробностей происшедшего генерального сражения мы не знаем; до нас дошли лишь отрывочные сведения, сообщенные нам Джен. Она вернулась домой вся в пыли, взволнованная, и в душе у ней кипел гнев.

Насколько я мог понять, модистка, а также ее мать и вместе с ними Вильям отправились в Саут-Кенсингтон осматривать Музей Искусств. Как бы то ни было, Джен где-то на улице подошла к ним и спокойно, но твердо заявила о своих правах на того, кого она считала, — вопреки мнению, господствующему в современной беллетристике, — своей неотъемлемой собственностью. Она, кажется, зашла еще дальше и попыталась наложить на него руки. Но враги, по-видимому, решили подавить ее своим великолепием; чтобы избавиться от нее, они «позвали извозчика». Произошла сцена. Вильям был силой затащен в пролетку своей будущей женой и тещей, которым еле удалось вырвать беднягу из цепких рук покинутой невесты. Кажется, при этом раздавались даже угрозы «позвать полицейского».

— Бедная вы моя, — моя жена стала утешать Джен, причем та принялась так яростно рубить котлеты, словно перед ней на столе вместо куска мяса лежал сам Вильям. — Они возмутительно поступили с вами. На вашем месте я постаралась бы забыть его. Он вас не стоит.

— Нет, мэм, — сказала Джен, — но он такой слабовольный. Все-таки во всем виновата эта женщина, — продолжала она (Джен никак не могла заставить себя назвать «эту женщину» по имени или допустить, что она молодая девушка). — Я просто не понимаю, как это некоторые женщины решаются на такую вещь — отбивают жениха у бедной девушки. Э, да что вспоминать! Только еще тяжелее делается на душе.

После этого дом на время отдохнул от Вильяма. Но по виду Джен, по тому ожесточению, с которым она чистила крыльцо и подметала полы, я чувствовал, что вся эта история еще не вполне окончена.

— Разрешите мне, мэм, пойти сегодня на свадьбу? — спросила однажды Джен.

Моя жена догадалась, о чьей свадьбе шла речь.

— А не лучше ли вам не ходить, Джен? — спросила она.

— Мне хотелось бы увидеть его в последний раз, — сказала Джен.

— Послушай, Джордж, — объявила мне жена, влетая ко мне в кабинет минут через двадцать после ухода девушки, — представь себе, что сделала Джен: она вынула из ящика все наши старые сапоги и башмаки, положила их в мешок и отправилась с ними на свадьбу. Неужели она собирается… [В Англии существует обычай бросать вслед новобрачным, при выходе из церкви, туфлю «на счастье» и осыпать их рисом]