Эфраим Севела - Викинг

За гомоном и музыкой никто не заметил, хотя были открыты окна; как на улицу деревни втянулся длинный обоз и незнакомые люди, небритые и грязные, обступили дом. У многих, подвешенные ремнями на шее, тускло поблескивали стволы автоматов.

Лесные братья передвигались одними лишь им ведомыми путями, и в этот вечер их путь пролег здесь. Они бы прошли не останавливаясь, цель их была поважнее, но музыка и голоса привлекли внимание.

Без стука, ногой толкнув дверь, ввалились трое. На одном был плащ с капюшоном и две немецкие, с деревянными ручками, гранаты на советском армейском ремне, стянувшем у талии плащ. Все трое были с автоматами, советских ППД, с круглыми черными патронными дисками.

Гости молча стояли у двери, насупившись и явно наслаждаясь впечатлением, какое произвело их внезапное появления. Музыка оборвалась, музыканты, раскрыв рты, смотрели на пришельцев. Танцующие отступили к стенам, напряженно, неестественно замерли, чуя недоброе. Стало тихо-тихо, и эту зловещую тишину назойливо подчеркивал безмятежный писк сверчка, да всхрапывание и ржанье лошадей за окном.

— Зачем перестали? — спросил тот, что в плаще, ухмыльнувшись, и под небритой губой блеснул металлический зуб. — Танцуйте. А мы посмотрим.

Никто не шевельнулся. Альгис бросил взгляд на печь, где он спрятал гранату, но она была недосягаема, туда не проберешься незамеченным. Он глянул на Ниеле. Она сохраняла внешнее спокойствие и даже улыбнулась ему слабой вымученной улыбкой, словно стараясь подбодрить.

— Выдадут или не выдадут? — стучало в голове.Все думают, что я жених. Зачем им меня выдавать. Я как все. Что в этом подозрительного.

Ну, танцуйте же, — с нажимом сказал тот, что в плаще. — Не то мы подумаем, что вы нам не рады. А вы же литовцы, такие, как мы… Верно? Никто не ответил. Лишь аккордеонист заискивающе кивнул лысеющей головой.

Продолжайте веселиться. Самое время. Литва кровью истекает. Чужой сапог топчет нашу душу. Он уже не улыбался и ронял каждое слово, как камень, в густую, затаившую тишину. — А вы? Сукины дети! Радуетесь, жабы? Хотите быть в стороне? Так пляшите!

Альгис отступив за чью-то спину, украдкой разглядывал лицо говорившего. Это не был крестьянйн. У него было тонкое нервное лицо, покрытое трехдневной щетиной, под которой проступала желтоватая, нездоровая от усталости и бессонницы кожа.

— Должно быть, из Каунаса, лихорадочно думал Альгис, пытаясь угадать, может ли знать этот человек его. — Из недобитых интеллигентов,.-. Он у них главный… И орудует в этих краях… А я выступал на митингах… Мой портрет был в газете… Не нужно смотреть на него… Вспомнит, узнает…

— Итак, танцы продолжаются! — властным тоном приказал тот. Оркестр, музыку!

Музыканты, растерянно и глупо ухмыляясь, нестройно заиграли польку. Одна пара несмело вышла на середину и запрыгала на месте, боясь. приблизиться к тем троим, у двери;

— Стой! — взмахом руки остановил музыку и танцующих человек в плаще, — Не вижу веселья. — Кривая ухмылка поползла по его синим, с запекшимися в углах белыми пятнами, губам. Танцуют все! И нагишом! Как мать родила!

Вначале его словам не поверили, приняли за шутку и даже заулыбались в ответ, но он тронул рукой ствол автомата, а те; что стаяли по бокам от него, направили тусклые стволы над черными дисками прямо на людей.

— Считаю до трех. Кто не разденется, умрет одетым! Ну, живее! Плясать на кладбище, на наших костях — не стыдитесь, чего же стесняетесь показать, что штанами прикрыто? Нет у вас стыда, собачьи дети! Раз!.

Все, кто жались по стенам, вдруг вышли из оцепенения. Парни, не сводя глаз с направленных на них стволов, зашарили руками по ремням; стали, путаясь, расстегивать штаны. И девчата, помертвев, тоже стали раздеваться, повернувшись лицом к стене.

Ниеле не отвернулась. Она спокойно сняла кофточку,.аккуратно сложила ее на спинку стула, затем отстегнув на боку пуговицу, стряхнула с бедер на пол юбку, переступила через нее и тоже повесила на стул. Села, сняла туфли, чулки с поясом и осталась в белых полупрозрачных трусиках и лифчике.

— Два! Снимать до конца! Ниеле, закинув красивые полные руки за спину, отстегнула лифчик; и он сполз ей на колени, открыв две белых упругих груди с синими жилками вен, проступивших сквозь нежную кожу, и темными кружками торчащих сосков.

Альгис разделся машинально, даже не успев. подумать о том, что он делает. И лишь оставшись нагишом, почувствовал холод, идущий из окна и обхватил плечи руками; как бы силясь согреться.