Джозеф Конрад - Изгнанник

Она сорвала с себя пояс и бросила его к ногам Жоанны. Затем поспешно сорвала с себя браслеты, золотые шпильки, цветы. Освобожденные длинные волосы, рассыпаясь, упали на плечи, обрамляя ее дико возбужденное лицо.

— Прогони ее, Питер. Прогони эту дикую язычницу, — настаивала Жоанна. Она топала, цепляясь за Виллемса обеими руками.

— Смотри, — кричала Аисса, — смотри на мать твоего ребенка. Она боится. Почему она не убегает от меня? Посмотри на нее. Она безобразна.

Жоанна, видимо, поняла пренебрежительный тон этого голоса. Оттолкнув мужа, она подскочила к Аиссе и ударила ее по лицу. Схватив кричащего ребенка, она понеслась к реке, пронзительно крича в припадке безумного испуга.

Виллемс двинулся к револьверу, Аисса быстро кинулась вперед, толкнув его так, что он, шатаясь, отошел. Она схватила оружие, спрятала его за спиной и крикнула:

— Ты не получишь его. Иди за ней. Иди встречать опасность… Иди встречать смерть… Иди без оружия… Иди! С пустыми руками и сладкими речами, с какими ты пришел ко мне… Иди беспомощный и лги лесам и морю… И смерти, которая ждет тебя…

Слова застряли у нее в горле. Среди ужаса бегущих мгновений она видела полураздетого, дико смотрящего человека перед собой, слышала слабый, сумасшедший визг Жоанны где-то там, у реки. Утреннее солнце нежным светом заливало ее, Виллемса, землю и тихо плещущуюся реку.

Она стояла, обезумев, и слышала близкий шепот, голос мертвого отца, шептавший ей на ухо: «Убей! Убей!»

Заметив движение Виллемса, она крикнула:

— Не подходи или умрешь сразу! Уходи, пока я помню… еще помню!

Виллемс приготовился к борьбе. Он не решился уйти без оружия. Он шагнул к ней. Она подняла револьвер. Он заметил, что она не взвела курка, и решил, что если она и выстрелит, то все равно промахнется. Бьет слишком высоко; тугой спуск. Он шагнул ближе, увидел длинное дуло, неуверенно шевелящееся в протянутой руке. Он подумал: «Теперь пора…» Он слегка согнул колени, наклонился и приготовился кинуться вперед.

Перед глазами у него вспыхнул красный огонь, и его оглушил выстрел, показавшийся ему сильнее грома. Что-то остановило его, и он стоял, вдыхая острый запах голубого дыма стлавшегося перед ним, как огромное облако. «Промахнулась, честное слово… Так я и думал!» Он увидел ее где-то далеко от себя. Она стояла с поднятыми руками, а маленький револьвер лежал на земле у ее ног… «Промахнулась…» Он сейчас поднимет его. Никогда еще он не чувствовал так, как в эту секунду, всей радости, торжествующего восторга солнца и жизни. Его рот был полон чем-то теплым и соленым. Он хотел кашлянуть, выплюнуть. Кто кричит: «Во имя бога, он умирает» Умирает? Кто умирает? Сейчас поднимет… Ночь! Что?.. Уже ночь…

* * *

Много лет спустя Олмэйр рассказывал случайному гостю из Европы историю революции в Самбире. Это был румын, наполовину ученый-естествоиспытатель, наполовину охотник за орхидеями, которые он собирал с коммерческой целью. По дороге в глубь страны он остановился у Олмэйра. Это был человек воспитанный, но пил голый джин и лишь изредка, в виде исключения, выдавливая в чистый спирт сок из лимона. Он говорил, что это полезно для здоровья, и с этим снадобьем, стоящим перед ним, часто рассказывал удивленному Олмэйру о чудесах европейских столиц. Олмэйр, в свою очередь, воодушевленно излагал свои мнения относительно социальной и политической жизни Самбира.

Была ночь. Они сидели у стола на веранде, окруженные тучей маленьких насекомых, привлеченных огнем дурно пахнущей лампы. Олмэйр с горящим лицом говорил:

— Конечно, я не видел этого. Я ведь говорил вам, что остался в протоке. Перед самым заходом солнца вода поднялась, и мы смогли выбраться. Мы добрались до пасеки Лакамбы, когда было уже темно. Все было тихо. Я думал, что они ушли, и был очень рад. Мы прошли во двор и увидели большую кучу чего-то посреди двора. С этой кучи вскочила она и бросилась к нам. Клянусь богом… вы ведь знаете рассказы о верных собаках, охраняющих трупы своих хозяев, которые не допускают никого, которых невозможно отогнать прочь… Даю вам честное слово, нам тоже едва удалось оттащить ее. Она была, как ведьма. Она не позволяла нам трогать его. Он был убит. У него было прострелено левое легкое, и пуля вышла, пробив лопатку. Справившись с ней — вы не можете себе представить, как была сильна эта женщина, — мы перенесли тело Виллемса в лодку и отчалили. Мы думали, что она в обмороке, но она вскочила и бросилась в воду. Я позволил ей влезть, — что я мог сделать? Река кишит аллигаторами, а она, конечно, поплыла бы за нами. Я никогда не забуду этого ночного путешествия. Она сидела на дне лодки, держа его голову на голенях, вытирая время от времени его лицо своими волосами. У него много крови запеклось вокруг рта и на подбородке. И в течение всех шести часов путешествия она не переставала шептать трупу ласковые слова!.. Со мной был помощник Лингарда. Он говорил позднее, что не повторил бы этого путешествия за пригоршню алмазов. И я верю ему. Я и теперь еще дрожу. Вы думаете, он слышал? То есть не он, а кто — то… что-то?..