Джозеф Конрад - Изгнанник

Олмэйр, с тусклой лампой в одной руке и трубкой в другой, отдернул полог колыбели и стоял, любуясь своей дочерью, своей маленькой Найной, частицей самого себя, крошечной бессознательной живой пылинкой, вместившей в себе всю его душу. Он как будто окунулся в светлую и теплую волну нежности. Словно зачарованный, он глядел в ее будущее. Чего он только не видел в нем! Все это было лучезарно, блаженно, невыразимо прекрасно и все предназначено ей судьбой. Да, он сделает это, сделает для своего ребенка! Погруженный в очарование чудесных грез, окутанный прозрачными волнами голубого дыма, струившегося из трубки и сгущавшегося в легкое облако над его головой, он походил на таинственного паломника, в немом молитвенном экстазе курящего фимиам перед чистым ковчегом ребенка: идола с закрытыми глазами, маленького божка, беспомощного, хрупкого и безмятежно спящего.

Когда Али, разбуженный громкими окликами, выскочил из своей хижины, он увидел узкую золотистую полосу, дрожавшую над лесами на бледном фоне с померкшими звездами; это наступал день. Хозяин его стоял перед дверью и, махая листком бумаги, неистово кричал:

— Живей, Али, живей!

Увидя выходящего слугу, он быстро подошел к нему и, указывая на бумагу, голосом, испугавшим Али, потребовал, чтобы он немедленно снарядил вельбот, который должен сейчас же — сейчас же — отправиться за капитаном Лингардом. Зараженный его волнением, Али засуетился и предложил:

— Если надо скорей, то лучше челн. Вельбот не догонит, лучше челн.

— Вельбот, вельбот, тебе говорят! — ревел Олмэйр, по-видимому, спятивший с ума. — Зови людей! Шевелись, лети!

Али заметался по двору, ногой распихивая двери хижин и, просовывая в них голову, неистовым криком будил их обитателей. Заспанные люди выползали, тупо озираясь и почесывая поясницы. Расшевелить их было не легко. Они потягивались и зевали. Некоторые просили есть. Один сказался больным. Никто не знал, куда запропастился руль. Али кидался от одного к другому, расталкивая их и ругаясь, ломая руки и чуть не плача, так как вельбот ходит тише самого скверного челна, а хозяин этого не хочет понять.

В конце концов вельбот с продрогшими, озлобленными, голодными людьми все-таки отвалил, когда было уже совсем светло. Он на минуту зашел в дом, где все уже были на ногах, изумленные странным исчезновением сирани, взявшей с собой ребенка и оставившей все свои вещи. Не говоря ни с кем ни слова, Олмэйр сунул в карман револьвер, снова спустился к реке и, прыгнув в небольшой челнок, направился к шхуне. Он греб очень медленно и только подъехав почти к самому борту, окликнул спящий экипаж голосом человека, страшно взволнованного.

— На шхуне! Эй, на шхуне!

Ряд изумленных лиц высунулся из-за борта. Через несколько времени показался человек с курчавой головой.

— Что угодно, сэр?

— Позовите скорее помощника капитана, — возбужденно кричал Олмэйр, хватаясь за брошенный ему конец.

Помощник появился через минуту.

— Чем могу вам служить, мистер Олмэйр?

— Дайте мне гичку сию же минуту, мистер Свои. Я вас прошу именем капитана Лингарда. Она мне необходима. Вопрос жизни и смерти.

Волнение Олмэйра подействовало на помощника капитана.

— К вашим услугам, сэр… Людей на гичку, эй. Она у кормы, сэр, — сказал он, снова перегнувшись через борт. — Переберитесь в нее, сэр.

Когда Олмэйр взобрался в гичку, в ней сидело уже четыре гребца. Наблюдавший сверху помощник капитана вдруг обратился к Олмэйру:

— Дело, кажется, серьезное, сэр? Не помочь ли вам? Я бы поехал с вами.

— Да, да, — закричал Олмэйр, — Едем, но не теряя ни минуты. Возьмите револьвер. Скорей, скорей!

Тон Олмэйра, симулировавшего лихорадочную поспешность, мало соответствовал его комфортабельной позе. Он сидел, спокойно развалившись на своем месте, пока помощник капитана не уселся рядом с ним. Тут он как бы проснулся.

— Отдайте фалинь! — крикнул он.

Гичка быстро отвалила от шхуны.

Олмэйр был на руле. Помощник капитана заряжал револьвер. Покончив с этим, он спросил:

— В чем дело? Вы за кем-нибудь гонитесь?

— Да, — коротко ответил тот, устремив глаза вперед. — Нам надо поймать опасного человека.

— Я не прочь поохотиться, — сказал помощник капитана, но не получая ответа, замолк.

Прошло около часа. Гребцы навалились на весла, и двое сидевших на офицерском месте ритмично покачивались в такт при каждом взмахе длинных весел.

— Отлив нам благоприятствует, — сказал помощник капитана.