Джозеф Конрад - Негр с «Нарцисса»

Теперь он отдавал последние приказания:

— Уф… эй, Ноульс! Соберите команду в четыре. Я хочу… уф… лечь в дрейф до того, как подойдет буксир. Следите, когда приедет капитан. Я пойду прилягу, не раздеваясь… уф… позовите меня, как только увидите лодку. Уф! уф!., у старика наверно найдется, что порассказать, когда он поднимется на борт, — заметил мистер Бэкер, обращаясь к Крейтону. — Ну, доброй ночи… уф… завтра нам предстоит трудный денек… уф… ступайте — ка лучше отдохнуть… уф… уф!

На темную палубу брызнул сноп света, затем дверь захлопнулась и мистер Бэкер очутился в своей уютной каюте. Молодой Крейтон продолжал стоять, перегнувшись через перила, мечтательно вглядываясь в восточную ночь. Он видел в ней длинную деревенскую тропинку, на которой шевелились тени листьев и плясали солнечные зайчики, видел движущиеся ветви, которые соединялись над дорожкой, образуя свод, и в их рамке нежную ласкающую синеву неба Англии. Девушка в светлом платье, улыбавшаяся под зонтиком в зелени арки, казалось, спустилась на дорожку прямо с ясного неба.

На другом конце корабля бак, освещенный теперь одной лампой, засыпал в тусклой пустоте, прорезаемой громким дыханием и отрывистыми короткими вздохами. Двойные ряды коек зияли чернотой, словно могилы, занятые беспокойными трупами. Кое-где полузадернутая занавеска из веселенького ситца указывала на то, что на койке спит сибарит. Чья-то нога, очень белая и безжизненная, свешивалась через край, чья-то вытянутая рука торчала наружу, с обращенной вверх ладонью и полузакрытыми толстыми пальцами. Два легких храпа, не сливаясь, спорили друг с другом в забавном диалоге. Сингльтон, раздевшись снова догола (старик сильно страдал от жары), охлаждал свою спину у порога бака, скрестив руки на обнаженной разукрашенной груди. Голова его касалась балки верхней палубы. Негр, наполовину раздетый, стлал себе на верхней койке постель. Его высокая фигура бесшумно двигалась в одних носках. Пара подтяжек, болтаясь сзади, била его по ногам. Донкин сидел на полу, в тени стоек и бушприта, и жадно жевал кусок сухого корабельного сухаря, поджав под себя ноги и беспокойно шмыгая глазами. Он держал сухарь всей пятерней и со свирепым видом вонзал в него свои челюсти. Между его раскоряченных ног сыпались крошки. Затем он встал.

— Где наша бочка для питья? — спросил он многозначительным тоном.

Сингльтон, не говоря ни слова, указал большой рукой, державшей короткую тлеющую трубку. Донкин нагнулся над бочкой и напился из жестяной кружки, расплескивая воду. Повернувшись кругом, он заметил негра, который смотрел на него через плечо со спокойным достоинством. Донкин отошел в сторону.

— Тоже ужин называется, — прошептал он с горечью. — Дома моя собака не стала бы есть его. А для нас с тобой годится в самый раз. Вот тебе и бак большого корабля… чтоб им пусто было! Ни одной крошки мяса! Я обшарил все ящики.

Негр смотрел на него, как человек, к которому неожиданно обратились на иностранном языке. Донкин переменил тон:

— Угости-ка табачком, товарищ, — прошептал он развязно. — Я вот уже месяц как ни разу не затянулся и не пожевал. Просто до смерти хочется! Ну-ка, старина!

— Не будь нахалом, — сказал негр.

Донкин вздрогнул и опустился на ближайший сундук в неподдельном изумлении.

— Мы с тобой не пасли вместе свиней, — продолжал Джемс Уэйт низким тихим голосом. — Вот тебе табак.

Затем после паузы он спросил:

— С какого корабля?

— «Золотой Штат», — невнятно пробормотал Донкин, набивая рот табаком. Негр тихо свистнул.

— Удрал? — спросил он коротко.

Донкин кивнул. Одна из его щек вздулась от жвачки.

— Конечно, удрал, — пробормотал он. — Сначала они вышибли дух из одного парня по пути сюда, а потом принялись за меня. Я и удрал.

— А вещи бросил?

— И вещи, и деньги, — ответил Донкин, слегка повышая голос. — У меня ничего не осталось, ни платья, ни постели. Этот маленький ирландчик, знаешь — кривоногий, дал мне одеяло. Пойти, что ли, соснуть сегодня на палубе?

Он вышел на палубу, волоча за спиной конец одеяла. Сингльтон, не поднимая глаз, слегка посторонился, чтобы пропустить его. Негр спрятал костюм, в котором явился с берега, и уселся в опрятном рабочем платье на сундук, свесив одну руку с колен. Некоторое время он молча рассматривал Сингльтона, затем обратился к нему:

— Что, как тут у вас на корабле? Сносно, э?

Сингльтон не шевельнулся. Прошло много времени, прежде чем он ответил, сохраняя на лице все ту же неподвижность: