Джозеф Конрад - Негр с «Нарцисса»

— Так вот и пустить, чтоб его ветром подгоняло, — подтвердил Донкин с тонко разыгранной беспечностью.

Ноульс, погрузившись в размышления, не заметил этого.

— Опять же запасы выйдут, — бормотал он, — и… так никуда и не пристать?.. А как же с жалованьем? — прибавил он уже с большей уверенностью.

— Джек у нас любитель жалованье-то получать! — воскликнул с порога один из слушателей. — Когда он при деньгах, девочки одной-то рукой обнимают его, а другой залезают в карман, да при этом еще называют цыпленочком. Что скажешь, Джек? Не так разве?

— Ай да Джек! Девчонкам от него просто спасения нет…

— Он их зараз по три штуки на буксир берет, что твой двухтрубный Уоткинсовский буксир, который по три баржи тащит…

— Джек! Ты просто негодяй, даром что хромой…

— Джек, расскажи-ка нам о той цыпочке, у которой один глаз голубой, а другой черный. Ну-ка, валяй…

— Их сколько хошь, девчонок с одним черным глазом…

— Нет, брат, это особенная. Шпарь, Джек.

У Донкина был суровый и пренебрежительный вид, у Джимми — просто скучающий. Седовласый морской волк слегка покачивал головой, улыбаясь своей трубке, по-видимому, чрезвычайно довольный новым оборотом разговора. Ноульс в недоумении оглянулся кругом и пробормотал, обратившись сначала к одному, потом к другому:

— Нет, с вами никак невозможно толком поговорить… вечно свернете на глупости… — Он смущенно ретировался, продолжая ворчать, очень польщенный в глубине души. Они смеялись и гикали вокруг постели Джимми, осунувшееся черное лицо которого беспокойно двигалось из стороны в сторону на белой подушке. В каюту ворвался порыв ветра, заставивший подскочить огонь в лампе; снаружи наверху захлопали паруса; блок переднего шкота звонко ударился о железный больверк; откуда-то издалека донесся крик:

— Руль под ветер!

Другой голос, более слабый, ответил:

— Есть, сэр!

Все замолчали, выжидая. Седой матрос выколотил о порог свою трубку и встал. Корабль мягко накренился, и море, точно просыпаясь, сонно забормотало.

— Как будто ветер поднимается, — сказал кто-то очень тихо.

Джимми медленно повернул лицо навстречу ветру. Голос громко и повелительно прокричал в темноте:

— Выбирай контр-бизань!

Группа, стоявшая перед дверью, исчезла из полосы света. Слышно было, как они побежали к корме, с различными интонациями повторяя:

— Выбирай контр-бизань… есть, сэр…

Донкин остался один с Джимми. Оба молчали. Джимми несколько раз открывал и закрывал рот, словно глотая свежий воздух; Донкин шевелил большими пальцами своих голых ног, задумчиво уставившись на них.

— Ты что ж, так и не собираешься помочь им с парусом? — спросил Джимми.

— Нет. Если они вшестером не справятся с этим проклятым парусом, значит, подыхать им пора, — ответил Донкин скучающим глухим голосом, словно он говорил из глубины ямы. Джимми с каким-то странным интересом рассматривал его комический птичий профиль; он свесился со своей койки с выжидающим неуверенным выражением человека, который прикидывает, как бы вернее овладеть странным незнакомым существом, способным по виду ужалить или укусить; но он сказал только:

— Подшкипер заметит, что тебя не хватает, и начнет лаяться.

Донкин встал, чтобы выйти.

— Разделаюсь уж я с ним как-нибудь темной ночью, увидишь, что разделаюсь, — бросил он через плечо.

Джимми быстро заговорил:

— Ты просто попугай, настоящий трескучий попка!

Донкин остановился и, насторожившись, склонил голову набок. Его большие прозрачные уши с выпуклыми венами торчали в стороны, напоминая тонкие крылья летучей мыши.

— Вот как? — спросил он, продолжая стоять спиной к Джимми.

— Да, вот как. Выбалтываешь все, что знаешь, как… какой — нибудь паршивый белый какаду.

Донкин ждал. Он слышал, как тот медленно с трудом переводил дыхание, точно человек, которому положили на грудную клетку стофунтовую тяжесть. Затем он спокойно спросил:

— Что ж я такого знаю, по-твоему?

— Что… То, что я тебе говорю… Немного. Кто тебя тянет за язык болтать о моем здоровье?..

— Твое здоровье? Так ведь это, черт побери, одно надувательство — чертовское, вонючее, первоклассное надувательство, — только не оно меня трогает, не оно, нет.

Джимми молчал. Донкин засунул руки в карманы и одним тяжелым шагом подошел к самой койке.

— Ну я и говорю, что ж из этого? Разве это люди? Так, бараны одни… Стадо баранов, которыми погоняют, как хотят. Я выставлю тебя… почему бы нет? Ведь ты в полной безопасности…