Джозеф Конрад - Негр с «Нарцисса»

В восемь люди, снятые с вахты, воспользовавшись свободной минутой, побежали по затопленной палубе на бак, мечтая об отдыхе. Другая половина команды осталась на корме для того, чтобы в свою очередь «посмотреть, как она изворачивается в беде». Оба помощника шкипера убеждали капитана сойти вниз. Мистер Бэкер фыркал ему в ухо:

— Уф… теперь смело… уф… доверьтесь нам… больше нечего делать… она выдержит или потонет… уф, уф!

Высокий молодой Крейтон весело улыбнулся ему:

— Она держится молодцом. Пойдите отдохнуть, сэр.

Капитан смотрел на них, словно окаменелый, налитыми кровью глазами. Края его век были багрового цвета, и он беспрерывно слабым усилием двигал челюстью, точно разжевывая кусок резины. Он покачал головой:

— Не беспокойтесь обо мне. Я должен видеть все до конца!

Но он согласился присесть на минуту на светлый люк, не отводя своего сурового лица от наветренной стороны. Море плевало на люк, и тот стоически выдерживал натиск, обливаясь водой, точно слезами. На наветренной стороне юта вахта, цепляясь за такелаж бизани и друг за дружку, старалась подбодриться шутками. Сингльтон, стоявший на руле, крикнул:

— Берегись!

Его голос долетел до них предостерегающим шепотом. Они испугались.

Большая пенящаяся волна выступила из тумана: она шла на шхуну с неистовым ревом и казалась в своем беге злобной и жуткой, словно сумасшедший с топором в руке. Несколько человек с криками взобрались вверх по такелажу, но большинство, судорожно задержав дыхание, осталось на местах. Сингльтон, задвинув колени под коробку штурвала, тщательно подготовлял руль к килевой качке, не отрывая при этом глаз от волны. Она высилась уже совсем близко, напоминая огромную, увенчанную снегом, стену из зеленого стекла. Корабль поднялся по ней, будто взлетев на крыльях, и на минуту остановился, замер на пенистом гребне, точно большая морская птица. Но прежде чем мы успели перевести дыхание, на него обрушился новый сильный удар. Другой вал коварно налетел на судно под наветренным носом, и оно, резко накренившись, затопило свои палубы. Капитан Аллистоун вскочил на ноги и упал. Арчи перекатился через него с криком:

— Она поднимется!

Шхуна дала новый крен в подветренную сторону. Нижние юферсы тяжело погрузились в воду. Ноги выскользнули из-под тел, и люди повисли, брыкаясь, над покосившимся ютом. Они видели, как борт судна уходит в воду, и закричали в один голос:

— Она идет ко дну!

Двери бака в передней части распахнулись, и нижняя вахта стала друг за дружкой выскакивать оттуда, вскидывая вверх руки. Затем, упав на четвереньки, они поползли к корме вдоль высокого борта палубы, который поднимался теперь круче крыши дома. С подветренной стороны, преследуя их, вздымались волны, и люди в этой безнадежной борьбе казались заранее обреченными на гибель, жалкими червяками, спасающимися от потопа. Они взбирались друг за другом по наветренной лестнице юта, полуголые, с блуждающими глазами, и, едва добравшись наверх, зажмурив глаза, отлетали к подветренной стороне; затем они снова тяжело поднимались, прижимаясь ребрами к стенкам поручней, и опять со стоном катились вниз смешанной грудой. Огромное количество воды, зачерпнутое носом корабля во время последнего взлета, выбило подветренную дверь бака. Они увидели как их сундуки, подушки, одеяла, платье поплыли в море и с отчаянными усилиями начали пробираться на подветренную сторону, в ужасе наблюдая картину разорения. Соломенные тюфяки плавали поверху, одеяла, распластавшись, изгибались на воде, тогда как окованные сундуки, наполовину затопленные водой, прежде чем окончательно исчезнуть из вида, грузно колебались, словно лишенные мачт корабли. Длинное пальто Арчи пронеслось мимо с раскинутыми рукавами, напоминая тело утонувшего моряка с опущенной под воду головой. Люди скользили вниз, изо всех сил впиваясь пальцами в доски, или, забившись в углы, дико таращили глаза. Все беспрерывно вопили:

— Мачты! руби! руби!..

Черный шквал с глухим воем пронесся над судном: оно легло на бок, повернув к облакам наветренные ноки рей; а высокие мачты, склонившись почти до самого горизонта, казалось, сделались вдруг неизмеримо длинными. Плотник выпустил свою опору, откатился к светлому люку и начал подбираться к входу в каюту, где был приготовлен топор. В этот момент парус марселя отделился, конец тяжелой цепи загрохотал наверху, и искры красного пламени посыпались вниз сквозь летящую пену. Вдруг парус захлопал, рванулся с такой силой, которая, казалось, способна была вырвать наши сердца сквозь сомкнутые зубы, и тотчас же превратился в связки узких развевающихся лент, которые сами перевязались в узлы и улеглись вдоль рей.