Константин Станюкович - Жрецы

— Чем?

— Ваше письмо не подействовало.

— Какое? Я ничего не понимаю.

— Письмо к Измайловой. Я был у нее сегодня.

— И что же?

— Разумеется, отказ. Впрочем, я этого и ждал. По-моему, большая ошибка со стороны Маргариты Васильевны было давать мне такие поручения… Измайлова, говорят, любит антиноев до сих пор… Ну, а я… сами видите, что невзрачный кавалер… Тем не менее я рад, что видел знаменитую Мессалину в отставке. И какая же она страшная, эта раскрашенная старуха!..

— Как же она вас приняла? Расскажите.

— Не особенно любезно. Осмотрела с ног до головы и, прочитавши ваше письмо, недовольно повела своими накрашенными губами и наконец просила изложить, в чем дело… Несмотря на все мое красноречие, — а я был красноречив, даю вам слово! — Измайлова отнеслась к затее Маргариты Васильевны прямо-таки неодобрительно. «Какие театры да лекции для рабочих? Я этому не сочувствую…» Ну, спросила, конечно, дали ли вы пятьдесят тысяч или пообещали только, и когда я сказал, что пообещали, она… усмехнулась довольно-таки, признаться, многозначительно…

— Не поверила, что я дам? — усмехнулась Аносова.

— Как будто так. А затем стала допрашивать: кто такой я и почему к ней приехал, а не Заречный… Одним словом, полнейшее фиаско… Не осуществить, как видно, Маргарите Васильевне своего плана…

— А вы его одобряете?

— Отчего ж не одобрить. Дело, во всяком случае, полезное…

— Ну, так план Маргариты Васильевны осуществится! — весело проговорила Аглая Петровна.

— Каким образом?

— Я одна выстрою дом, а вы, быть может, не откажетесь помочь нам советом, как лучше это сделать…

Невзгодин был изумлен.

— Ну что? Немножко довольны мною, Василий Васильич?

— Я восхищен вами, Аглая Петровна, и чувствую себя перед вами виноватым. Простите!

И Невзгодин горячо поцеловал руку Аносовой.

— За что вас прощать?

— За то, что считал вас не такою, какая вы есть.

— Вы вправе были… Я ведь кулак-баба… Наследственность сказалась.

— Вы клевещете на себя. А решение ваше сейчас?.. Это что?

— Ваше влияние, Василий Васильич!

— Вы шутите, конечно.

— Какие шутки! И заметьте — я без особенной надобности никогда не лгу… Это результат наших споров в Бретани и вообще знакомства с вами… У меня нрав скоропалительный… И на добро и на зло азартный, если я кому поверю… Только не оставляйте своими добрыми указаниями… Ну и, кроме того, ведь мы, бабы, любим, чтобы нас описывали не очень уж скверно — мне, значит, и хочется, чтобы, изучая, вы видели меня лучше, чем я есть… Простите бабье тщеславье, Василий Васильич…

— Вы преувеличиваете влияние моих споров! В вас просто добрая натура говорит.

— Думайте, как знаете…

Аносова заговорила о своем англичанине-управляющем и нашла, что его надо убрать. Очень уж он строг.

И совершенно неожиданно обратилась к Невзгодину с просьбой: порекомендовать ей какого-нибудь порядочного человека.

Когда Невзгодин в первом часу прощался с Аглаей Петровной, она спросила:

— Скоро увидимся?

— Я завтра зайду… Можно?

— Еще бы! Я рада поболтать с интересным человеком, ну, а вам…

— А мне?

— А вам надо изучить новую разновидность московской купчихи. Так приходите!.. — проговорила Аносова своим мягким, певучим голосом, ласково улыбаясь глазами.

Прошел месяц.

В течение этого времени Невзгодин чуть ли не каждый день ходил к Аглае Петровне и просиживал с ней вечера в клетушке. Они вели долгие разговоры, спорили, читали вместе, знакомили друг друга с своими биографиями. Аносова нередко посвящала Невзгодина в свои дела и спрашивала его советов. За это время они сблизились, и Аглая Петровна с инстинктом любящей женщины старалась показать себя Невзгодину с самой лучшей стороны и, действительно, под властью чувства, далеко не походила на прежнюю деловитую купчиху, скаредную и бессердечную, когда дело шло об ее купеческих интересах. Все, близко знавшие Аглаю Петровну, дивились такой перемене и приписывали ее, разумеется, тому, что Аносова влюбилась, как дура, в Невзгодина. Нечего и говорить, что безупречная доселе репутация Аглаи Петровны пошатнулась среди купечества, и Невзгодина называли любовником Аносовой.

А между тем ничего подобного не было.

Правда, великолепная вдова не только интересовала молодого писателя, как интересный тип для изучения, но и очень нравилась ему, импонируя своей роскошной красотой и привлекая умом; тем не менее он старался скрыть это и объяснял свои частые посещения удовольствием поболтать с умной женщиной. До сих пор он не обмолвился серьезным признанием, хотя нередко и говорил в шутливом тоне о красоте Аглаи Петровны.