Маргарита Васильевна о нем справлялась и получила известие, что он в Париже серьезно занимался химией. Затем недавно до нее дошел слух, будто бы Невзгодин написал повесть, которая скоро появится в одном из толстых журналов.
— Здравствуйте, Маргарита Васильевна! Не пугайтесь, я не задержу вас… Вы собирались куда-то уходить… Только взгляну на вас и исчезну!
Голос Невзгодина звучал весело и радостно, и в этом голосе было что-то располагающее и искреннее.
Он крепко, по-товарищески, пожал Маргарите Васильевне руку и, улыбаясь, прибавил:
— Я объевропеился и совлек с себя московский халат. Не буду мешать вам… В самом деле, уезжайте… Я как-нибудь в другой раз заверну. Скажите только, как поживаете? Надеюсь, хорошо?
— Садитесь, Василий Васильич… Я так рада вас видеть, что с большим удовольствием останусь дома, — говорила Маргарита Васильевна, ласково оглядывая Невзгодина. — А в самом деле, вы объевропеились, как говорите… Стали франтом… В вас и не узнать прежнего богему на московский лад.
— Отрицавшего приличный костюм и носившего русские рубашки? — прибавил Невзгодин. — У нас, в Париже, нельзя, как вы знаете, отрицать такое видимое отличие цивилизованного человека от мизерабля… [1]Никуда не пустят… Ну, я и приучился иметь про всякий случай новый редингот и стричь волосы, чтобы не пугать парижских гаменов… [2]Хоть к самой генеральше Дергачевой с визитом. Помните, как она делила людей по костюму на приличных и «мовежанрных» [3], как она выражалась?
Действительно, модный редингот с бархатным воротником и шелковыми отворотами сидел отлично на Невзгодине. Широкий галстух, стоячие воротники белоснежной белизны, модный цилиндр, ботинки с широкими носками — одним словом, все как следует, чтобы иметь вид вполне приличного джентльмена.
И сам он, невысокий, сухощавый и стройный, с тонкими чертами живого, неспокойного лица, бледного и болезненного, с карими, острыми и смеющимися глазами, глядел изящным интеллигентом, в котором чувствуется и ум, и тонкость деликатной натуры, и темперамент. Каштановые волосы стояли «ежиком» на кругловатой голове с большим открытым лбом, рыжеватого оттенка бородка подстрижена, маленькие усики прикрывали тонкие, несколько искривленные губы, придававшие физиономии Невзгодина саркастический вид. В общем что-то мефистофелевское и в то же время располагающее.
— Вас не только к генеральше Дергачевой, а в самый первый салон можно повести, Василий Васильевич. Какая разница с тем невозможным, который был на холере.
Они познакомились во время холеры в Саратовской губернии. Маргарита Васильевна приехала туда из Парижа, а Невзгодин из Москвы.
— В костюме разве… А я все такой же, каким был и тогда… Подучился только за два года да больше опыта понабрался.
— Еще бы… Ну, рассказывайте о себе. Давно приехали?
— Сегодня…
— И надолго?
— А не знаю… Как поживется. Подыщется ли подходящая… работа. Ведь я, как знаете, из бродяг… Люблю новые впечатления.
— Что же вы делали в Париже?
— Учился, получил диплом, гулял по бульварам, давал уроки русского языка взрослым французам и французского маленьким соотечественникам. Много читал, ну и…
— И что?
— Случалось, покучивал…
— В веселой компании, конечно?
— Хуже: один… в минуты хандры, знаете ли, русской хандры, нападающей на человека, желающего поймать луну и сомневающегося в такой возможности…
— Говорят, вы и повесть написали?
— И в этом грешен, Маргарита Васильевна. Написал, и даже целых три. Решился послать только одну… Кроме того, два мемуара по химии напечатал во французском журнале.
— Вот вы какой усердный стали… А как называется ваша повесть?
— «Тоска»…
— «Тоска»?.. Какое странное название… Тоска по ком-нибудь?
— Об этаких пустяках не стоит писать! — усмехнулся Невзгодин. — Я люблю, ты любишь, он любит… Вариации на тему об Адаме и Еве… Скучно!
Маргарите Васильевне почему-то неприятен был этот шутливый тон.
«Как он скоро излечился от своей любви. А как тогда говорил!» — пронеслось у нее в голове.
— Так, значит, в вашей повести тоска по чем-нибудь?
— Да… Вот скоро прочтете… Обещали в январе напечатать.
— А раньше… У вас нет разве копии с оригинала?
— Есть. Я несколько раз переписывал рукопись.
— Так прочитайте, пожалуйста. Мне очень интересно будет прослушать.
— Извольте… Только, надеюсь, вы не устроите литературного вечера?
— Я буду единственной слушательницей. Ну, а еще что было за эти два года?
Читать дальше