Елена Арсеньева - Преступления страсти. Коварство (новеллы)

Говорят, с тех пор призрак де Бюсси является порою в окрестностях Монсоро… Об этом писала, например, уже в позднейшие времена поэтесса Франсуаза де Юссе:

Однако вернемся в июнь 1579 года.

На другой день после убийства Бюсси Карл Монсоро с самым вызывающим видом явился ко двору и заявил, что его люди прикончили вора, который забрался в замок. Франсуа Анжуйский спохватился, что предал вернейшего из друзей, облился крокодиловыми слезами и, воспылав праведным гневом по адресу Монсоро, бросился за правосудием к королю, однако братец Генрих только плечами пожал и сообщил, что каждый волен защищать свое добро от воров всеми доступными ему способами.

Герцог, разойдясь не на шутку, пытаясь заглушить угрызения совести, требовал казни главного ловчего – король только приказал ему какое-то время не являться при дворе.

Карл использовал это время с пользой: он вернулся к жене и немедленно сделал ей ребенка. Потом еще одного. Потом еще… Словом, за рекордный срок в семействе Монсоро прибавилось шесть маленьких виконтов. [11] Такой титул носит во Франции сын графа. (Прим. автора.) И, само собой разумеется, ни один из них не был назван Луи-Клермоном…

Может быть, Франсуаза и печалилась по своему обворожительному любовнику, но она это тщательно скрывала. Создавалось впечатление, что она совершенно забыла о Бюсси. В любом случае – ведь именно она помогла любовнику угодить в ловушку, расставленную главным ловчим. Воспоминания о собственном гнусном предательстве не способствуют хорошему самочувствию, а перманентно беременной женщине вообще вредят. Вот прекрасная графиня и выкинула все мысли о Бюсси из своей хорошенькой белокурой головки. Шло время. Карл и Генрих просто прыгали от счастья – один в Монсоро, другой в Париже. Франсуа Анжуйский поступил так же, как Франсуаза, тягостными воспоминаниями себя не обременял, весь ушел в политические игры и о прежних друзьях не помышлял. Такое впечатление, что искренне печалилась о красавчике д’Амбуазе, о смельчаке де Бюсси одна только непостоянная и сладострастная Марго. Она посвятила бывшему любовнику несколько прекрасных, нежных страниц своих мемуаров, а немедленно после его смерти написала вот такой безмерно печальный катрен, в котором излила все свои слезы, все свое горе:

Боги, конечно, способны впасть в ярость, но предательства за ними вроде бы не было отмечено! Только люди, только люди затмили «солнца свет» красавчику Бюсси!

– Я так и не знаю толком, кто был мой отец. Думаю, что он был европеец. Голландский офицер. Не знаю, какова была его судьба, что стало с ним после того, как он увидел священные танцы в храме, и мало того, что увидел, – провел ночь с одной из танцовщиц.

– Как же ему это удалось?

– Ходили слухи, будто он охотился в джунглях, но отстал от своих, заблудился и случайно вышел к храму ровно в полночь, как раз когда юная девственница танцевала перед Шивой. Такой обряд – красавица танцует обнаженной, а потом выходит жрец, в которого вселяется Шива, и соединяется с девушкой. Родившееся у нее дитя живет под покровительством Шивы и принадлежит храму.

– То есть твой отец… вместо жреца…

– Ну да! Девушка была одурманена курениями, она увидела нежданно возникшего в храме мужчину и отдалась ему, как предписывал обряд. И когда появился жрец, он застал их вдвоем.

– А потом?

– Неизвестно. Думаю, что офицера убили. А может быть, он успел убежать. Но девушку не тронули. Сочли, что так было угодно Шиве, что он не пожелал совокупиться с этой девушкой и послал вместо жреца другого мужчину… Через девять месяцев танцовщица родила дочь. Это была я.

– И где сейчас твоя мать?

– Я ее никогда не видела – она умерла при родах. Ей было всего пятнадцать лет. Меня оставили в храме. Я знала, что меня никогда не отдадут богу, но все же ритуальным танцам обучили. Я приводила всех в восхищение своим искусством. Мне было всего тринадцать, когда я танцевала в храме среди других девственниц. Я слышала, будто верховный жрец выбрал бы меня за мое высокое искусство, если бы… если бы не мое происхождение…