Наталья Нестерова - Стать огнем

Ребенок должен подчиняться режиму — в этом Нюраня на сто процентов была согласна с учителями. Но Клара с рождения признавала только тот режим, который сама устанавливала. А иначе — рвущий в клочья барабанные перепонки, сердце, печенки и разум истошный крик младенца. Его, младенца, либо удавить, либо дать чего желает, — другого выбора нет. Но кто ж удавит хорошенького, молочно-розового, наилюбимейшего пупсика? Значит, дать ей сиську, когда голодна, поднести к окошку, когда ей хочется на солнышко посмотреть, сунуть погремушку, когда сама не знает, чего бы еще потребовать.

— Ох, наплачемся мы с этой девкой! — говорила Нюраня мужу. — Задаст она жару, повьет из нас веревочки.

— Пусть! — улыбался счастливо Емельян. — Пусть задаст, пусть повьет моя ненаглядная!

В отличие от большинства мужчин, которых общение с младенцами слегка умиляет, но больше пугает и быстро надоедает, Емельян, будь его воля, бросил бы работу и сидел с дочкой, изменил бы законы природы и сам кормил бы ее грудью.

Его арестовали ранней осенью тридцать седьмого года. Приехал в Омск на заседание окружкома партии, где его, как водится, хвалили и ставили в пример, а ночью забрали из гостиницы, отвезли в тюрьму, посадили в одиночную камеру.

Степан не испугался, хотя аресты врагов народа уже вовсю проводились. Первой мыслью было: «Хоть отосплюсь», и он действительно проспал почти сутки. Время-то было горячее: уборка, сдача зерна и скота, подготовка к зиме — на сон приходилось не более трех-пяти часов.

Арестовать, тем более осудить Степана было так же глупо, как обезглавить передовую армию. (О масштабах арестов в Красной армии Степан не подозревал.) Дури вокруг много, разберутся, извинятся, и снова паши, Степан Еремеевич, наш орденоносец, флагман, передовик. Только бы не замешкались, а то кто-нибудь скорый на язык донесет Парасе, напугает. Она ведь не сообразит, что ему тут как в санатории, только питание плохое.

Два года назад они зимой побывали в крымском санатории. Природа на юге, конечно, впечатляющая, но зима отвратная, слякотная, сырая, дожди да ветра. Кормили в санатории на убой, культурная программа была на уровне, номер со всеми удобствами, лечебные процедуры: грязи, ванны, массажи и вдыхание кислорода через намордник. Степан сбежал бы через неделю, но доктор сказал, что организм его жены ослабленный и нуждается в лечении. Парася и в самом деле через месяц лечебно-курортной жизни округлилась, весу набрала, на обычно бледном лице заиграл румянец. Доктор сказал, что ей необходимо регулярное санаторное лечение, и Степан не раз предлагал жене выхлопотать путевку. Но без него Парася ехать отказывалась, а Степану было жаль терять время, отрываться от работы. Для него лучший отдых — рыбалка да охота.

Отоспавшись, Степан не раздумывал долго о жене и семье, мысли о них лишь промелькнули. Навалились раздумья трудовые: надо то сделать и это, про одно не забыть и про другое… Черти! Забрали планшет, там блокнот и карандаш — записал бы, на память не надеясь. Ведь домой приедешь, там новые проблемы навалятся, и здравые мысли, сейчас ему в голову пришедшие, забудутся.

Несколько лет назад коммуна «Светлый путь» была преобразована в колхоз с тем же названием. Степан уступил давлению из Омска и в общем-то был согласен с аргументами: надо показать людям, что именно колхозная форма хозяйствования на сегодняшний день передовая. Был принят новый Устав (образец спущен сверху), из которого ушли многие коммунарские принципы.

Но люди-то остались! Заматеревшие мужики, вошедшие в цвет бабы — бывшие коммунары, за короткий срок своим трудом создавшие крепкое сельскохозяйственное производство, выстроившие практически новое село. Это был мощный костяк, не позволявший всякой шелупони, неизбежно прибивавшейся к колхозу, лодырничать, вносить разброд и «сеять язвы».

Степан улыбнулся, вспомнив, как на одном из общих собраний ораторствовал его заместитель, сметливый, но горячий мужик, из двадцатипятитысячников (столько рабочих партия в 1930 году отправила на село для укрепления колхозного строя), со смешной хохляцкой фамилией Неубийбатько — поводом бесконечных шуток и подтруниваний.

Неубийбатько потребовал, чтобы вышли и встали лицом к залу те, кто работает спустя рукава.

— Глядите в лицо честным коммунарам, тьфу ты, колхозникам! — потребовал он. — А народ, на теле которого вы сеете язвы, пусть смотрит на вас!

С тех пор у них повелось на вопрос об отсутствующем и не занятом трудом человеке: «Где он?» — отвечать: «Сеет язвы».