Виктор Московкин - Тугова гора

— Какой конь, государь? Я сказал: у семи князей один воин…

— Так в узорных мягких сапожках по лесам и болтался? А? Что-то, отрок, легко шел. — И закончил с угрозой: — Врать вздумал?

Бурытай вглядывался в лицо растерявшегося юноши, смотрел на Мину; услышав про сапоги, подумал: «Почему не содрали? — но тут же осекся, вспомнил о черной смерти — Ладно, что не содрали».

— Несет какую-то околесицу, глупость, — раздраженно сказал Мина.

Услышав второй раз за этот день новое для него слово, Василько с удовольствием подтвердил:

— Все так, государь.

— Ты что, издеваешься надо мной? — взревел монах.

— Напрасно гневаешься, государь, — рассудительно заметил Василько. — Наш жрец Кичи учит: за худым пойдешь, то и найдешь. Нельзя издеваться над человеком.

Еким закрыл лицо руками: «И куда парня понесло! Жрец Кичи… Испортит, все испортит».

— Блажной какой-то или очень ловкий, — пояснил Мина мурзе.

— В плети! — посоветовал мурза. — Врет! Все врет! Где лесной улус, пусть говорит.

Монах метнул быстрый, испуганный взгляд на Бурытая — неужто заставит войти в загон?

«В плети! — подумал. — Небось сам не пойдешь, и мне от чумы сдыхать не хочется». Снова посмотрел на девушку: смертные пятна четко проступали на ее теле, сама не шевельнется, глаза прикрыты.

Бурытай, видно, тоже понял, что никто не решится приблизиться к пленникам, отмеченным черной смертью. Помотал крупной головой: «Ай, Костя-князь, своих людей прячет в лесу. А зачем прячет? Хочет дани мало платить? Сдеру дань за всех вдвое. А то самого сюда посажу». Мурза ухмыльнулся от пришедшей мысли, повеселел.

— Иди к Косте-князю, — приказал Мине. — Сейчас иди. Зови!

Мине облегчение: пронесло. Хоть бы и верный пес, только мурза — не моргнет — верного пса на смерть отправит.

Уходя, монах остановился, пригрозил юноше:

— Ужо погоди, ты у меня все скажешь.

Караульные заперли калитку, даже бревном подперли.

Еким мигнул Фильке:

— Теперь они сюда ни шагу.

Филька понял его: в эту ночь быть побегу.

Трое всадников, процокав копытами по мосту через Медведицкий овраг, подскакали к воротам княжеского дворца: два воина-ордынца сопровождали монаха Мину.

— Посланный от мурзы Бурытая! — крикнул монах.

Стража недоверчиво оглядела его, но задержать не посмела.

Во дворе всадники спешились у коновязи, направились к крыльцу. Там, на первых ступеньках, рослый, белозубый дружинник Данила Белозерец встал на их пути: Данила и подумать не мог, чтобы жалкий прислужник ордынцев Мина ступил в княжеские покои.

Но монах чувствовал за собой силу, сказал нагло:

— Э, посторонись. Говорить с князем Константином будем. Моего господина слово ему.

— Волк степной твой господин, — ответил дружинник. — Убирайся подобру-поздорову. — И слегка подтолкнул Мину.

Воины, сопровождавшие монаха, — один меченный шрамом через всю щеку, другой — монгол с жидкими косичками, заброшенными за уши, — ощерились, готовые проткнуть копьем дерзнувшего остановить их. Да ведь и Данила не без оружия, положил руку на рукоять тяжелого меча, кликнул подмогу. Прибывшие оказались в кольце.

Шум привлек проходившего по двору игумена Афонасия; старец сумрачно уставился на монаха. С гневом спросил:

— Как посмел, пес смердящий, быть здесь?

— Успокойся, поп, — остановил его Мина, — не по своей охоте прибыл. Послан баскаком Бурытаем к князю Константину. В гости в слободу зовет его мурза Бурытай.

— Не подобает хозяину своего дома идти в гости к приехавшему, да еще получать приглашение через такого посла. Ты пошто позоришь одежду?

— Привычно мне в ней, — глумливо ответил Мина, оглаживая ладонями рясу.

Ничего более не сказав, Афонасий стал подниматься по крутым ступеням крыльца. Уязвленный нелестным приемом, Мина воскликнул:

— Прикажешь передать твои слова, как слова князя? Не много ли берешь на себя, поп? Так ли еще скажет князь?

— Так и скажет, — не оборачиваясь, отрезал Афонасий.

— То ладно, — согласился Мина с усмешкой. — Ждите тогда самого мурзу. Только советовал бы не гневить его.

Посланцы баскака вскочили на коней и ускакали.

Спустя некоторое время воротная стража позвала Данилу Белозерца.

— До тебя, — сказал сторож, указывая на исхудалого, бледного и взволнованного человека.

— А! — радушно приветствовал дружинник. — Оклемался, ростовский купец Семен Кудимов?

— Оклемался, друже Данило, к дому было собрался… Скажи мне, чернец тут с татарами-вершниками был. Кто он?