Евгений Федоров: Наследники

Банкомет выжидательно уставился в вошедшего Прокофия Акинфиевича.

— Прикажете карту? — бойко спросил он.

— Ах, сударь! — засуетился вдруг благообразный старичок, но тут же осекся под злым взглядом ротмистра.

— Садитесь, сударь! — пригласил ротмистр.

Не успел Демидов и глазом моргнуть, как перед ним мягко легли три карты. Он поставил десять червонцев…

— Ваша взяла! — послышался из клубов табачного дыма голос банкомета, и червонцы придвинулись к Прокофию. В сердце шевельнулась жадность. Демидов бережно сложил червонцы в столбик и вновь взял карту.

— Ваша взяла! — вновь раздался скрипучий голос банкомета, и опять золотые придвинулись к Прокофию.

— О, вам везет, сударь! — прохрипел густым басом ротмистр. — Счастливы в карты, несчастны в любви, — засмеялся он с хрипотцой, смех его походил на шипение старинных ржавых часов, собирающихся отбивать время.

— Ах, сударь!.. — снова вздохнул старичок и осекся.

— Замолчи! — прикрикнул на него ротмистр.

Демидов не замечал ни многозначительных взглядов, ни вздохов старичка: он весь ушел в созерцание длинных пальцев банкомета. На указательном каплей крови дрожал рубин. Партнеры молча выкладывали золотые. У Демидова раздувались ноздри, дрожали руки. Весь он скрытно трепетал в страшном внутреннем напряжении. Глаза его сверкали. Необузданная страсть овладела им. Казалось, все тело, душа слились в одном ненасытном желании: золота! золота!..

Офицеры приумолкли, в комнате наступила тишина. Старичок поднял голову и потянулся к столу. Перед заводчиком лежала груда золота.

— Сударь, немедленно прекратите игру! — воскликнул старик, но сразу же притих.

— Молчать! Это нечестно! — заревел ротмистр.

— На все! — сказал Демидов и грудью навалился на край стола, готовясь принять новый поток золота. Банкомет, озабоченно наморщив лоб, крикнул:

— Дана!..

Это был лишь короткий миг. Казалось, кровь замерла в жилах, все напряглось в невероятном ожидании. Пальцы Демидова рванулись было вперед…

— Бита, сударь! — равнодушно закончил банкомет, и его зеленые глаза хищника сузились в щелочки.

Прокофий Акинфиевич утер капельки пота, выступившие на лбу. Словно ветер смахнул прочь золотой листопад…

Но жадность цепко держала Демидова. Он вынул туго набитый кошель и звенящей струей высыпал все дорожные деньги.

— Не везет в любви, зато повезет в картах! — бодрясь, сказал он. — На все…

Офицеры многозначительно переглянулись. Ротмистр воскликнул:

— Что вы делаете, сударь? Счастье повернулось к вам спиной. Ставьте семпелями…

Банкомет закусил зубами чубук, зажег трубку, пустил волнистый клуб дыма.

— На все! — повторил глухо банкомет и метнул…

Прокофий Акинфиевич не мог уследить за движениями его рук. Сердце сжалось. Глубокая тишина снова повисла в комнате. Старичок, не шевелясь, тянулся глазами к столу.

Демидов открыл карты, и все завертелось в его глазах.

— Бита, сударь, — спокойно сказал банкомет, безжалостной рукой он придвинул к себе червонцы.

— Ставьте, сударь, будем отыгрываться! — предложил ротмистр.

— Я все поставил! — упавшим голосом признался Прокофий Акинфиевич. — Разрешите в долг!

— О нет! Мы в долг не играем, — строго сказал ротмистр. — Желаете, сударь, испить бокал пунша? Осушите и идите спать!..

Офицер повернулся спиной к Демидову; звеня шпорами, он вышел из горницы.

— Все-с, сударь, игра окончена! — резким голосом проскрипел банкомет и обволокся синим табачным туманом.

— Ах, сударь, я говорил вам! — вздохнул старичок. — И я так же оказался несчастен…

Прокофий не слышал его. Он встал и, пошатываясь, побрел в коридор.

Пройдя в свой жарко натопленный номер, он, не раздеваясь, бросился на кровать. Но как ни старался он забыться, ворочался, зарывался в подушки, — беспокоила тревожная мысль: «Как же я без денег доберусь до Санкт-Петербурга?..»

Утром к нему в номер постучался хозяин трактира, учтивый седобородый купчина. Он поклонился постояльцу и, обежав зорким взглядом горницу, озабоченно спросил:

— Как спалось, господин хороший?

Пожелтевший, осунувшийся Демидов сидел на кровати, поджав ноги. Молчал.

— Неужто плохо? — строго посмотрел на него трактирщик. Отвернувшись к окну, он соболезнующе вздохнул: — Эх, сударь, впусте обеспокоились. Это всегда бывает после неосторожества. Рассчитаемся как-нибудь.

— Кто же мне даст в долг? Уж не ты ли, борода? — желчно спросил Прокофий.

— Что вы, помилуй бог! — истово перекрестился купчина. — Николи процентщиком не был, господин хороший!