Гурам Батиашвили - Человек из Вавилона

Бачева внимательно разглядывала пришедших на состязания женщин, отмечала их движения, манеру разговора и вспоминала слова отца. Недавно Занкан спросил Иохабед: «Ты заметила, как изменились грузинские женщины после того, как на престол взошла Тамар?» — «Нет, батоно, не заметила», — ответила Иохабед. «А ты обрати внимание на горделивую осанку молодых, даже незамужних, женщин, на их пронизывающие взгляды».

И, словно желая проверить справедливость отцовского наблюдения, Бачева задержала взгляд на Тинати. Тинати, казалось, забыла о Бачеве. Кого-то лихорадочно выискивала в толпе. Однако настойчивый взгляд Бачевы все же почувствовала и, обернувшись, грустно улыбнулась:

— Хотела бы я знать, где он? Почему его не видно?

Бачева ничего не ответила. Ей гораздо интереснее было наблюдать за людьми, чем выяснять, куда девался Ушу. Приглядываясь к прохаживающимся горожанам, она заметила в толпе несколько знакомых лиц. Один из вельмож Абуласан, высокий худощавый мужчина в табачного цвета вязаной шапке — амир Картли, правитель Тбилиси и член царского дарбази, проходя мимо Бачевы, тепло улыбнулся ей и сказал супруге:

— Вот и дочь купца Занкана здесь! — И, пройдя несколько шагов, снова повернулся к ней: — Ты ведь помнишь, кто этот Занкан?

Жена Абуласана, полногрудая, голубоглазая женщина, кивнула головой и с улыбкой произнесла:

— Он, кажется, не погрешил против истины!

Всю предыдущую неделю город полнился разговорами о Занкане Зорабабели, что, впрочем, было неудивительно. В воскресенье после полудня семейство Панаскертели устроило званый ужин по весьма своеобразному поводу: отныне мы не иудеи, объявили они, мы публично отказываемся от иудейской веры и празднуем нынешнюю Пасху вместе с истинными христианами!

Давно уже иудеи не переходили в христианскую веру, люди и не помнили последнего случая, когда еврей отказывался от своей веры.

Занкан, получив приглашение на ужин, во всеуслышание заявил:

— Неверный иудей никогда не станет истинным христианином! Евреи как-нибудь обойдутся без Панаскертели, дай Бог, чтобы это семейство не приняло завтра маздеизм!

Насмешливый тон Занкана кое-кому пришелся не по душе — разве принятие христианства достойно осмеяния?! Но Саурмаг, член царского дарбази, высказался вполне определенно:

— Занкан прав! Перекати-поле только подрывают веру!

Тинати скрылась в толпе, и Бачеве стало скучно одной. Именно в этот момент она почувствовала на себе чей-то настойчивый взгляд. Бачева насторожилась, ею овладело неведомое дотоле желание дать отпор тому, кто так смотрел на нее, а отпор заключался в том, что она показала смотрящему спину.

Дочь Занкана стояла, опустив голову, упершись глазами в землю, и злилась — кто и почему смеет так глазеть на нее.

Как бы назло она не поднимала головы, не хотела показывать своего лица. Потом подумала, какой-то наглец уставился на нее, а она ведет себя, как ребенок, который дуется на маму, и, разозлившись, подняла голову и оглянулась, всем своим видом говоря: ты не только назойлив, но и нахален!

Бросив на незнакомца мрачный взгляд, она вдруг залилась краской и быстро опустила голову. Зажмурившись, перевела дух — ей показалось, она взглянула не на незнакомого парня, а на само воплощение юности, весны — матовый цвет лица, светлые усы и борода, голубые глаза, но главное — улыбка, которая согревала, как дыхание весны. Злость куда-то испарилась, и она улыбнулась в ответ.

Кому улыбнулась? Незнакомцу? Нет, тому, что предстало ее глазам — весне. Это была замечательная картина — чистое апрельское небо и улыбающийся незнакомец… Она не смогла удержаться от ответной улыбки!

И улыбнулась.

Именно в этот момент ударили в колокола. Состязания начались. Незнакомец взял коня под уздцы, еще раз улыбнулся Бачеве и пошел к месту сбора, туда, где развевалось огромное знамя состязаний. Не пройдя и десяти шагов, он обернулся, дружески махнул Бачеве рукой и продолжил путь.

Скачки начались — земля гудела под ногами несущихся коней. Можно было подумать, что там, куда они мчались, их седоков ждало не признание публики, а грамота, дарующая бессмертие… Всадники с гиканьем погоняли коней, от них не отставали и зрители. От криков и шума голова шла кругом. И это гиканье, шум и порой непристойные выкрики выдавали тот факт, что всего несколько десятилетий назад страной правили иноверцы. Вопли жителей пустыни, издаваемые зрителями, только пугали коней. Но люди не понимали этого, как не понимали и того, что, изгнав арабов из страны, они не смогли вытравить их след из своих душ. И это подтверждалось несвойственным грузинам гиканьем, оглашавшим окрестности.