Николай Полевой - Иоанн Цимисхий

"Великий владыка! прости меня -- я хотел сообщить тебе неожиданную весть..."

-- Какую весть? Что такое?

"Государь! церковь, воздвигнутая тобою близ Влахерских чертогов..."

-- Продолжай, Михаил! Что ж ты остановился?-- сказал Никифор, скрывая свое смущение.-- Продолжай, я все готов выслушать, если бы ты известил меня даже о заговоре на жизнь мою моего родного брата...

"Владыка Царьграда и всего Востока! Мне принесли известие, ужаснувшее весь Царьград -- церковь эта, память великих побед твоих... Впрочем, естественные причины объясняют все дело, и, вероятно, празднословие прибавило к тому странные подробности..."

-- Оканчивай, раб ничтожный!

"Церковь эта упала".

-- Как! Она упала? Что это значит: упала?.

"Упала, великий властитель, как будто кто потряс ее в основании".

-- Я не слыхал землетрясения.

"Его и не было, государь".

-- Отчего же упала она? Следственно, издавна грозила она падением? следственно, худо была она построена? Вероятно, это был заговор, чтобы в то время, когда буду я в ней, она упала и задавила меня? Злодейство не удалось. Завтра же зодчим выколоть глаза... Что хочешь ты сказать? Ты думаешь видеть в этом чудо, предвещание, слабый старик, предвещание моей гибели, как будто твердые камни потряс и разрушил ангел -- предвестник моей кончины? Но не сам ли ты говорил, что ты осмотрел все чертоги дворца Вукалеонского и ничего не видал, никого не нашел ты -- все спокойно, все мирно...

"О великий властитель! кто может поведать, что предзнаменует это страшное знамение! Да будет благословенно царство твое, да сохранит тебя Господь -- вот одно, что скажет тебе раб твой!"

-- Михаил! Помнишь ли ты то время, когда еще не был я властителем царьградским?

"То время, когда победа славила тебя только как первого полководца римского, второго Велизария, второго Сципиона..."

-- О, нет! Тогда уже не знал я ни радостей, ни счастья, ни спокойствия... Я говорю о том времени, когда каждую минуту считал я радостью, засыпал для счастья, просыпался для наслаждения, видел единое добро в людях, не знал разноречия между их словами и делами, между их сердцем и устами, в мече видел одну игрушку моей праздности...

"Великий властитель!"

-- То время, когда ты надзирал за мною и предостерегал меня от падения, когда одно усердие окружало меня, никто не ненавидел меня, и рассказ твой об Александре Македонском, о царе Константине, об Ираклии и Велизарии представлял мне в будущем бесконечную даль величия и радостей -- когда был я ребенком, а ты дядькою моим...

"Великий властитель!"

-- Ты не называл меня тогда великим властителем, и я не знал, какой страшный смысл заключают в себе все эти льстивые титулы и как тяжела жизнь владык и жизнь человеческая... О Михаил! кто, прожив на свете пятьдесят лет, не обратится после того с сожалением к младенческим летам своим, не назовет их единственным блаженным временем жизни, тот -- кто бы он ни был -- тот или безумец, или ангел в образе человека...

"Утешься, властитель Царьграда! Милосердие Божие наказует нас тяжкою думою для нашего поучения..."

-- Довольно, старик, поди, исполняй свою должность; я успокоюсь немного, и вскоре сам явлюсь осмотреть дворцовую стражу.

Но Никифор не успокоился, оставшись один. Долго сидел он, погруженный в тяжкую, мрачную думу. Иногда вдруг размахивал он руками, щупал кинжал, скрытый у него под платьем; иногда с содроганием прислушивался к порывам бури. То вставал он и хотел позвать в комнату свою Михаила, то останавливался и начинал опять ходить в своей оружейной, в своей молельной.

Вдруг остановился он. "Сам я написал в наставлении вождям: "Полководец! тебе должно со всем вниманием смотреть и иметь неусыпное попечение, чтобы никакое намерение и никакой замысел врагов не были тебе неизвестны"... Исполняю ли я это для самого себя? Но кто и где теперь враги мои?.. Подозреваю даже и этого старца, пустынника вдохновенного -- тяжки речи его, и неужели устами его говорят измена и ухищрение? И моя супруга окружена стражею; и Цимисхий, открывший мне этот ужасный заговор, и он обращает на себя мое страшное подозрение... Нет! не люди, но сам я, грехи мои, злобы мои восстают против меня... Неожиданное падение храма...

Молитвы,-- вдруг воскликнул Никифор,-- молитвы потребны душе моей! Кто из смертных ведает, что грядущий день озарит еще раз очи его светом своим? О святая молитва, божественный бальзам неба, переданный смертным для возлияния на раны души их! О ангел Божий, сближающий полетом своим душу человека с престолом Божиим, дщерь покаяния, мать помилования, сестра невинности, спутница надежды, подруга любви, любимица веры... Приди ко мне, внуши мне слова, которыми умолю Господа моего..."