Ирвинг Стоун: Те, кто любит. Книги 1-7

Моей жене Джин Стоун — министру без портфеля

Абигейл сидела посреди кровати, в которой спала вместе со своей старшей сестрой Мэри. Подогнув под себя стройные ноги и наслаждаясь утренним октябрьским солнцем, ласкавшим ее лицо и плечи, она поглаживала рукой листок письма. В углу комнаты, рядом с книжным шкафом, заполненным английскими изданиями, стоял французский секретер, но она предпочла поставить досточку с промокашкой и чернильницей на темное стеганое покрывало и быстро писала. В окно, откуда открывался вид на холмистую местность, она видела младшего брата Билли, кормившего кроликов и гусей. Он осторожно ходил между ними, словно спокойно беседуя со своими подопечными.

Устремив взгляд на письмо, только что полученное из Хэнгема от кузины Ханны Куинси, вышедшей замуж за доктора Бела Линкольна, она прочла: «Попроси одного из твоих ухажеров привезти тебя к нам».

Она хихикнула с оттенком иронии и довольства.

«Ты советуешь мне попросить одного из моих ухажеров… привезти меня к тебе, — писала она. — Ну, как я вижу, по-твоему, их так много, как сельдей в косяке. Между тем, увы! Здесь их так же не хватает, как справедливости, честности, осмотрительности и многих других достоинств».

Общительная Ханна с достаточным основанием полагала, что у семнадцатилетней Абигейл уйма поклонников, и у нее, конечно, был повод так думать: Ричард Кранч, помолвленный с Мэри, не скрывал, как приятно ему посещать уютный дом полковника Джошиа Куинси, выходивший тыльной стороной к заливу Массачусетс; в этом доме часто бывал и Джон Адамс, молодой адвокат из Брейнтри, и, когда он прекратил визиты, пошел слух, что один обошел другого.

— Неужто Ханна красивее меня? — спросила себя Абигейл.

Она привстала на колени, стараясь выбраться из кровати с балдахином, подвешенным на четырех столбах, а затем подумала, что дочери священника не пристало поддаваться тщеславию, завидев свое отражение в зеркале… хотя оно, висевшее над комодом, так притягивало ее. Абигейл вновь рассмеялась: она вспомнила, как невольно бросала взгляд на свое отображение в зеркале, проходя мимо него.

Она закрыла глаза, стараясь представить свое лицо.

— Красива ли я? Не совсем. Но привлекательна, не так ли?

У нее были приятные черты лица: высокий выпуклый лоб, удачно сочетавшийся с выступающими скулами, плавным и в то же время четко очерченным овалом нижней части лица, переходящим в смело вылепленный подбородок. Губы ее небольшого рта были пухлыми, а ослепительно белые зубы — ровными и мелкими. Лучшей частью ее лица были глаза: большие, тепло-карие, прозрачно-ласковые под нежным изгибом бровей. Ее нос…

Она быстро открыла глаза.

— Боже мой! — воскликнула она. — Римский нос на узком лице!

Это же нос ее отца в миниатюре. Если бы он был поменьше и не такой горбатый ниже глазниц. Но в таком случае, решила она, что делала бы наделенная классической красотой дочь священника в деревне Уэймаут? Кожа Абигейл была нежной, бархатной, смуглой, на щеках играл румянец. Ей нравились ее густые каштановые волосы, переливающиеся на свету, когда Абигейл зачесывала их назад. Сейчас же они были плотно уложены и перевязаны сзади голубой лентой.

Ее внимание вновь переключилось на письмо. Ханна писала: «Разве мы не сможем поддерживать дружбу с помощью переписки?»

Абигейл вспомнила прочитанные накануне строки стихов доктора Юнга: [1] Юнг Эдуард (1683–1765) — английский поэт.

Она была согласна с Юнгом, тем более что у нее никогда не было друзей. Родственников ох как много! Семейство ее матери, Куинси, обосновавшееся в 1635 году в Маунт-Уолластоне, стало широко разветвленным кланом с дюжиной девочек и мальчиков. Семейство ее отца, Смит, происходившее из Чарлзтауна, по другую сторону реки от Бостона, не было столь плодовитым: оно состояло из чудесного дядюшки Исаака, тетушки Элизабет Смит и двух их сыновей. Абигейл была близка с обеими семьями, проводя лето в доме ее дедушки Куинси и, по меньшей мере месяц в году, в Бостоне у брата отца — Исаака.