Станислав Десятсков - Генерал-фельдмаршал Голицын

До Москвы о том доходили только слухи, в Белгороде Шереметев ведал о делах гетмана куда больше. Но кому ему было жаловаться, если Мазепа был в такой чести у молодого царя.

«Не надежен, ох не надежен бывший покоевый короля Яна Казимира!» — размышлял Борис Петрович, вступали гетманские покои. В молодые годы, когда отец Шереметева сидел воеводой в Киеве да и ходил во время своего первого посольства в Речь Посполитую, боярину часто доводилось бывать в домах польской знати, и опытный взгляд сразу отметил, что убранство гетманских покоев ничем не отличалось от дворцов Потоцких и Любомирских: шелковые драпри на окнах, дорогие французские гобелены на стенах, персидские ковры на полу. Только вот в святом углу висят православные иконы, а не деревянные католические распятия. «Но кто знает, может, за потайной дверцей кроется и униатская часовня!» — подумал Борис Петрович. Впрочем, боярин недаром побывал послом и у короля Яна Собесского, и у императора Леопольда. Шереметев был вежлив и обходителен и боярской спесью не наливался.

Мазепа сие оценил, да и лестно было ему, что такой высокородный боярин первым пожаловал к нему с поклоном. Приняли Шереметева с великой честью, но, когда перешли к делу, старый лис сразу обернулся волком.

Конечно, гетман согласился с Шереметевым, что надобно не идти прямо через степь на Крым, а взять поначалу турецкую крепость Кази-Кермень и еще три городка на Днепре возле Очакова.

— Я ведь и князю Василию Голицыну в пример древнего персидского царя Дария ставил — тот пошел степью на Крым, а потерял 80 тысяч войска!

— По Днепру идти куда сподручней — безводья нет, да и все пушки и тяжелые припасы в лодках можно сплавить! — соглашался Мазепа с Шереметевым. По когда боярин стал говорить, чтобы казацкая конница отбивала татарские наезды из Крыма, пока русские осаждают Кази-Кермень, гетман сразу встал на дыбы: — Я со своими казаками дале речки Самары не пойду. Мне и великий государь о чем пишет? Борони Украину. А твое войско с берега пусть дворянское ополчение охраняет. Что? Показать тебе царскую грамоту?

Борис Петрович только головой покачал — не мог же он признаться старому лису, что он-то, ближний боярин, никакой близости с царем не имел и в той доверительной переписке, которую имел с Петром гетман, он, командующий всем южным войском, не состоял.

Мазепа не без внутренней насмешки рассматривал покрасневшего от гнева боярина, но потом вдруг смилостивился и согласился двинуть свою конницу поближе к Крыму, прикрыть тыл шереметевского войска от набегов-татар.

— Ну спасибо, Иван Степанович, уважил! — Напоследок чувствительный боярин даже прижал Мазепу поближе к сердцу, трижды облобызал.

— Старому другу от меня всегда помощь будет! — важно сказал Мазепа, а про себя смеялся. Он-то знал от запорожцев, что крымский хан со стотысячной ордой уже переправился на правую сторону Днепра и пошел к Дунаю на соединение с турками. От Крыма русским никто уже не грозил, и казаки Мазепы могли спокойно ловить рыбешку в речке Коломаке.

После того как под Белгородом собрано было великое войско — в 120 тысяч, Борис Петрович отслужил в соборе торжественный молебен и на другой день двинулся в поход.

— Майская степь была усыпана дивными цветами, покрыта высокими травами, но русских сияющие майские дни не очень-то радовали — помнили еще, как загорелась степь в первом Крымском походе и войско Василия Голицына, так и не встретив ни одного татарского разъезда, вынуждено было от пожаров повернуть вспять.

Но на сей раз Бог миловал, и войско боярина беспрепятственно дошло до местечка Каменный Загон, что на Днепре. Здесь по высокой воде не торопясь переправили струги с провиантом, осадной артиллерией и тяжелыми воинскими припасами через пороги Днепра.

А ниже порогов стало переправляться и само войско Шереметева.

В переправе много помогли запорожские казаки на своих легких чайках, ходивших и на веслах, и под парусом. На этих чайках запорожцы в течение почти ста лет спускались вниз по Днепру и выходили в Черное море. Они легко уходили от тяжелых многопушечных османских кораблей, и все побережье Черного моря было открыто для их набегов. Но запорожцы не только грабили и поджигали — они освобождали из турецкого плена сотни невольников, в основном украинцев и русских, уведенных из пределов Московской державы крымцами на невольничьи рынки Кафы. Многие из освобожденных колодников записывались потом в запорожское войско, и от морских набегов войско не слабело, а еще более усиливалось.