Станислав Десятсков - Генерал-фельдмаршал Голицын

— Ну, еще посмотрим, похож ли наш царь на знаменитого Олега. Да и мы достойны ли древних русских воинов? — насмешливо оборвал князь Дмитрий младшего брата. И «просил уже совсем буднично: — Так ты, Миша, где сегодня ночуешь — на своем ли струге или дома на Покровке?

— Само собой, я вместе со своими семеновцами останусь! — Тут Михаил был непреклонен, уже тогда поражая своим солдатством.

Впрочем, князь Дмитрий и виду не подал, что огорчен был его упрямством. Молвил кратко:

— Вольному воля, а я все одно, хоть и на одну ночку, домой наведаюсь. Караван-то завтра, дай бог, в полдень вниз по Москве пойдет!

С тем братья и расстались.

Среди офицеров, пожелавших провести эту последнюю ночь в Москве, а не на судне, был и бомбардир Яков Янсен. Но если бы кто проследил тем вечером за ловким и пронырливым унтером-голландцем, то изрядно бы удивился. Янсен ведь сперва направился не в Немецкую слободу, где проживал, а в узкие закоулки Белого города. Впрочем, с какой уверенностью голландец держал свой путь, видно было, что ходил он здесь не единожды. Языков переулок перегораживал глухой амбар, но Янсен привычно отыскал потайную дверь и трижды постучал условным стуком. Глухая дверца сразу отворилась, и здоровенные безбородые сидельцы, а за ними и сам хозяин, по обличию и по речи не то грек, не то татарин, из тех купцов, что торговали в Москве южным товаром — оливковым маслом, сушеными финиками, легким кипрским вином и цитронами, явилися перед Яковом.

— Здрав будь, Солебас! — Янсен приветствовал купца по-русски.

Тот отвечал тоже по-русски, правда, с иным присвистом:

— Здрав будь, Яков Янсен! — После чего купец приказал сидельцам сразу закрыть дверцу и провел гостя в маленькую каморку, освещенную тусклым светом сальной свечки. Тут, как всякий купец, привыкший к крупным сделкам, Солебас прямо перешёл к делу: — Комендант Азова Муртоза-паша вельми доволен твоими письмами, мой господин. Теперь ясно, что русские только объявили новый поход на Крым, а сами собираются напасть на Азов! Муртоза-паша уже сообщил о сей новине великому везиру в Стамбул, и по морю сразу явилось в Азов много галер с янычарами.

— А где же моя награда, Солебас? — тоже напрямую, с чисто голландской невозмутимостью спросил Янсен. Купец усмехнулся, затем открыл потайной ларчик и небрежно бросил Янсену мешочек золотых.

— Здесь две тысячи гульденов, Яков, можешь не считать! И получишь еще столько же, если сообщишь мне, сколько войска царь Петр усадил сегодня на свои струги.

— Что ж, запомни хорошенько, Солебас: у генерала Автонома Головина семь тысяч солдат, но в его регламенте лучшие царские полки — Преображенский и Семеновский! У генерала Франца Лефорта тринадцать тысяч московских стрельцов, но только один солдатский полк. А у Патрика Гордона, что двинется под Азов в пешем строю, обученный им самолично Бутырский полк и полки Тамбовского разряда, всего девять тысяч солдат.

— А пушки? — прервал Солебас тягучую речь лазутчика.

— Что пушки?! — рассмеялся Янсен. — Ты, должно быть, забыл, Солебас, что я сам у царя состою первым пушкарем. Его величество при мне назначил на Азов двести одну пушку, тридцать тысяч пудов пороха и тридцать две тысячи семьсот гранат, ядер и бомб.

— Спасибо, друг Янсен, думаю, ты и сейчас не обманываешь меня. За то — вот еще подарок от Муртозы-паши… — И еще один маленький мешочек с гульденами перекочевал в широкий карман голландца. Янсен уже встал и собирался выйти, когда Солебас остановил его: — Есть еще приказ от самого великого везира к тебе, Яков Янсен: запоминай все, что увидишь или услышишь в этом походе! Особенно слова самого царя!

— Сие самое легкое! — рассмеялся Янсен. — Ведь его величество приказал разместить своего лучшего бомбардира на царском судне. Думаю, у молодого царя не будет от меня секретов! Он так еще доверчив, царь Петр Алексеевич.

— Нам сие на руку, Янсен. Но если ты вздрогнешь, что тебя раскроют, тот час перебегай к нам из русского лагеря. Тебя укроют стены Азова. Так, говорят, молвил сам великий султан. Ты еще послужишь нашей славе, Яков Янсен, — не без почтительности заключил Солебас.

Тем же вечером чернобородый купец и два его здоровенных сидельца скакали по широкому Муравскому шляху, что вел прямо в Крым. Товары свои он оставил в глухом амбаре в Москве.

По карте путь от Царицына, что на Волге, до Паншина, городка на Дону, не более шестидесяти верст, но войска Автонома Головина и Франца Лефорта одолели короткую дорогу только за неделю. На все царское войско оказалось приготовлено токмо пятьсот лошадей, да и то верховых, и не было вовсе артиллерийских и обозных тяжеловозов, так что солдатам, которые полтора месяца надрывались на веслах, пришлось тащить на себе мортиры и пушки. Шли под пекущим степным солнцем, в безводье и бездорожье. Помогала им только молодая крепкая сила. С этой силой даже и песню по дороге можно было запеть: «Эх, раз, еще раз, взяли!..» — не раз слышали солдаты на Волге сию бурлацкую песню, а ныне и самим довелось ее завести!