Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая

– Ваш брат ведет особую программу… – Генрих заставил себя, спокойно, кивнуть, – она и останется особой… – рейхсфюрер тонко усмехнулся, – но вы, конечно, сможете присутствовать на испытаниях ее, если можно так выразиться, результата. Если они окажутся успешными, потребуется возвести завод, для производства… – Гиммлер замялся, – вещи.

Фотографии вещи Максимилиан привез рейхсфюреру весной, перед началом вторжения в Югославию. Гиммлер долго, потрясенно, рассматривал альбом. Он поинтересовался, когда будет готов прототип. Оберштурмбанфюрер фон Рабе обещал пробный полет на Рождество. По расчетам, конструкция могла достичь стратосферы, и за три-четыре часа покрыть расстояние между Европой и Северной Америкой. Ни один самолет, даже реактивный, не угнался бы за подобной техникой. Автора проекта Гиммлер хотел перебросить в группу, работающую над расщеплением атома.

– Мы ее отделим от остальных ученых. Она гений, она сама справится… – три недели назад Гиммлер принял Конрада Цузе, создавшего первую программируемую вычислительную машину. Рейхсфюрер был знаком с работами группы Тьюринга, в Британии, публиковавшимися до войны, и знал об исследованиях, проводимых американцами. Машина Цузе пригодилась бы в Пенемюнде, но математик упирался. Цузе числился в армии, получая деньги от Люфтваффе, но форму не носил. Ученый наотрез отказывался покидать Берлин, а, вернее, свою мастерскую.

Гиммлер, в разговоре с Генрихом вздохнул:

– Герр Цузе немного не от мира сего, однако, он великий инженер, изобретатель. Подумайте о человеке, который начнет его… – Гиммлер повел рукой, – курировать. Не офицер, Цузе подобного не любит. Какой-нибудь студент, инженер, математик. Цузе едва за тридцать, он защитил докторат. Ему польстит, если его альма, матер, Берлинский Технический Университет, попросит его стать научным руководителем, помогать юноше, писать диплом… Или девушке, – рейхсфюрер вскинул бровь, – но их мало, в технических кругах…

Генрих после подобных встреч, всегда записывал сказанное, простым шифром. У него была хорошая память, однако он знал, что детали тоже важны, и старался ничего не упустить.

Он сварил крепкий кофе, на спиртовой плитке. Генрих даже позволил себе ложку коричневого, тропического сахара, из пакета с ярким попугаем. Провизию они заказывали из дорогого гастрономического магазина, на Кудам. Он зажег Camel:

– Шелленберг тоже американские сигареты курит, – пришло в голову Генриху, – он теперь с Мюллером работает, и не срабатывается… – Генрих усмехнулся:

– Мюллер и Макса не любит, как аристократа, и выскочку. Максу едва за тридцать, а он оберштурмбанфюрер. Макс думает, что дружба Мюллера искренна…

Генрих, иногда, удивлялся тому, как Макс, опытный, и циничный человек, принимает за чистую монету лесть Мюллера:

– Макс завидует Шелленбергу. Вальтер младше его на звание, а стал начальником отдела внешней разведки. Макс покупается на похвалы. Ему хочется слышать о себе только хорошие вещи… – Генрих, в очередной раз, обрадовался, что не работает на Принц-Альбрехтштрассе.

– И не буду… – он стряхнул пепел в серебряную солонку, в стиле рококо. Макс привез безделушку из Парижа:

– Истинно, змеиное гнездо. Интриги, подсиживание. Но что делать, если мы не услышим вестей от дорогого друга? Я даже не знаю адреса нового человека… – Генрих не хотел вводить в строй радиопередатчик из ювелирной лавки, но иного выхода могло не быть.

– Это опасно, – решил мужчина, – но другого пути нет. Я умею работать на передатчике. Старики пусть не рискуют. Буду забирать его, уезжать в уединенное место, в лес… – он писал, думая, что на рисунке, у старшего брата, тоже изображен какой-то шифр.

– Узор, на раме зеркала, – Генрих отхлебнул кофе, – в нем есть повторяющиеся элементы. Посидеть бы, разобраться… – женщина, на эскизе, напоминала фрейлейн Рихтер:

– Она уедет отсюда, – твердо сказал себе Генрих, – не смей рисковать ее жизнью. Уедет, и вы больше никогда… – он дошел до сведений о Цузе. Генрих, едва слышно, пробормотал: «Девушка… А где мне взять девушку…»

Он вздрогнул.

Теплая, нежная рука легла на его ладонь, вынув из пальцев ручку. На него повеяло жасмином. Тонкие губы цвета спелой черешни улыбались:

– Я вас звала, герр Генрих… – спохватившись, что сидит, он поднялся, – пять раз, – в зеленых глазах виднелся смех, – или даже шесть. Вы не слышали… – Генрих покраснел:

– Простите, фрейлейн Рихтер, то есть Марта. У меня случается подобное, когда я работаю… – она не отнимала руки. Девушка прижимала к теннисной рубашке журнал арийских математиков. Марта скосила глаза на блокнот: