Юрий Когинов - Багратион. Бог рати он

«Ты рад, ты умываешь руки! — подумал он, стараясь не встречаться взглядом со своим собеседником. — Но я не доставлю тебе возможности в первый же день ткнуть меня носом в дерьмо, как какого-то напаскудившего щенка».

Однако прилив злобы, как понял вдруг Жубер, у него вызвал не Моро, а он сам. Разве не он всего несколько дней назад с пафосом заявил военному министру о том, что непременно станет героем или погибнет в бою? Вот же эта возможность: спуститься с гор на голову врага и разбить его целиком и полностью.

Конечно, у Суворова перевес в силах. К нему после Треббии подошли завершившие взятие крепостей полки, и армия его насчитывает более пятидесяти тысяч солдат. У Жубера только тридцать пять тысяч. Но разве не подобное соотношение было в сражении Суворова с Макдональдом? Только тогда меньше было русских. Тем не менее именно он, Суворов, вышел победителем.

«Что ни говори, а само Провидение дарит мне поистине небывалый поворот в судьбе — стать победителем победителя! И — именно в первом же сражении. С этой битвы я начну свой блестящий поход по всей Италии, и зарвавшийся враг побежит от меня, покрыв свои знамена позором».

Теперь красивое лицо Жубера вновь обрело черты уверенности: и превосходства. Однако он пригласил к себе генералов Сен-Сира и Периньона. Первый командовал правым, второй — левым крылом войск.

Оба они неожиданно отвергли мнение командующего; следует не атаковать, а, напротив, возвратиться к Генуе, чтобы соединиться с остатками армии Макдональда.

Жубер быстро взглянул на карту.

— Уходить? А вдруг, прознав об отступлении, Суворов развернется и начнет преследование? Здесь, в горах, недостаточное количество дорог, по которым можно увести армию под натиском противника. Нет, это гибель! — презрительно повел он плечом, оставляя про себя фразу, которую он хотел высказать не столько своим генералам, но главное — себе: «Гибель не только армии, но гибель всей моей блестящей карьеры».

Начальник штаба Сюше попытался найти компромисс:

— Наши позиции в горах неприступны. Суворов же, пока внизу, как на ладони — только успевай выбирать цели, как в стрельбе по мишеням. К тому же у русского фельдмаршала — немало австрийцев. Их-то чего бояться? Чуть сунутся — и назад, только пятками засверкают.

Поднять глаза на Моро Жубер не решался. К чему? Что бы ни сказал теперь Моро, с ним как раз и не следует соглашаться. Он, снятый с должности, обязательно натолкнет на неверный шаг. Разве не видно по его отсутствующему, блуждающему взгляду, что вся душа бывшего командующего ликует: «Что, испугался западни, в которую угодил, как только принял армию? Теперь выбирайся сам из дерьма. А мы поглядим, на что ты, выскочка и зазнайка, способен».

— Я приму решение к утру, — закончил Жубер совещание. — Спасибо вам, граждане генералы, за ваши искренние и честные слова.

Но только прилег, в памяти возникла Николь, теперь уже не невеста — жена. Он задержался в Париже с отъездом на неделю, чтобы сочетаться браком с любимым существом. Это прибавит уверенности и сил — обещать не просто обрученной, а жене вернуться героем.

Но ведь то, в чем он ей и военному министру поклялся, имело и другое значение: не пощадить себя, не вернуться домой трусом.

«Да, мои генералы правы, — мучительно искал теперь решение Жубер, — наступление губительно». Или отходить к Генуе, а там ожидать подкреплений, или укрыться в горах, не давая противнику ни малейшего шанса самому атаковать. Но, Святые Отцы, это же и есть жалкое поведение труса, думающего не о победе и славе, а лишь о том, как сохранить свою жизнь! Как же встретит его гордая Николь, что он расскажет ей о первом же своем сражении и первом подвиге, которых, не было и которых он, в ее глазах рыцарь без страха и упрека, позорно испугался?

Еще до рассвета его разбудил адъютант:

— В русском лагере мало костров. Всю ночь они их гасили один за другим.

«Нет, меня не оставило Провидение!» У Жубера исчезли остатки сомнения, и он вслух произнес:

— Значит, Суворов уходит!

— Определенно, русские и австрийцы снимаются со своих позиций, — укрепил решимость командующего адъютант. — Ночью, мой генерал, с их стороны слышался скрип телег — они снимаются. Хотя их боевое охранение — прямо перед нами, цепи стрелков залегли на равнине в кустах.

— Все верно! — Жубер окончательно укрепился в решении. — Стрелки — боевое охранение. Они снимутся последними. Мы их к тому ж еще поторопим. Передайте командирам левого и правого крыла — спускаться со склонов. Сам я поведу центр.