Юрий Когинов - Багратион. Бог рати он

Впрочем, и в красноречии Багратион старался не уступить. «На всем пространстве нет ничего, кроме неба и земли, ни одного обывателя, селения, пристанища, ни способа получить какую-нибудь потребность к существованию людей и скота. Много офицеров и солдат заболевают. Нет батальона даже в половинном комплекте. Болезни должны усилиться от сырых землянок или палаток, так обветшавших, что они едва заслуживают своих названий, особенно принимая в соображение, что шинели, мундиры и обувь изношены. В безлесных местах нельзя устроить порядочных госпиталей… Я принял начальство в августе и не имел времени преобразовать прежний план продовольствия и приблизить запасы к Дунаю… В ноябре выпал снег и показались на Дунае льдины. Доставление фуража сделалось невозможным. Для возки дневной порции надобно 500 пар волов, которые в день делают 15 верст, съедают из возможного сена полтора пуда в сутки… По недостаче дров войску нечем обогреваться и изготовить теплую пищу…»

Багратион не сидел сложа руки — не такой был у него темперамент и не такое понятие о чести и достоинстве человека, коему вверена судьба многих тысяч людей. В Молдавии и Валахии воинские магазины были полны. Он отдал приказ: доставить в расположение войск сорок тысяч пудов муки, три тысячи триста пудов круп, девяносто пять тысяч четвертей овса и три миллиона пудов сена. Но как, на чем?

— Наряжать обывательские каруцы и повозки! По договорам с жителями, под расписку воинских начальников! — распоряжался главнокомандующий, прибегая к крайним мерам.

Но враг всесильный — время — брал свое. Дороги совершенно испортились, ручьи превратились в реки.

Как убедить императора, как доказать крайнюю бедственность положения?

Аракчееву писал, как и привык с ним говорить — прямодушно, по-простецки, только бы его, военного министра, зацепило, а он лишний раз растолковал бы царю.

«Ежели бы умирать старому фельдмаршалу, лучше бы он умер три месяца прежде, и теперь бы, может быть, я вас поздравил с миром. Поздно, боюсь дурной погоды… Цель моя была — возбудить армию и сделать ее храброю… Я сам ничего не жалею — последнею копейкой моих верных и пою и кормлю. Я лучше умру, нежели обижу. Умру честно и голым. Бог знает мою душу».

О последней копейке, что отдавал на солдатское пропитание, — не пустые слова. Пятьдесят тысяч рублей, коими царь одновременно с пожалованием ордена Андрея Первозванного недавно наградил главнокомандующего, до копейки пошли на солдатский кошт. И теперь Багратион испрашивал возможности получить некую сумму в кредит, в счет стоимости пожалованных ему деревень, которые он заложил в казну. Все его помыслы, все заботы неуемной души были о них — голодных и замерзающих, раненых и изведенных болезнями. А там, в столице, какими соображениями руководствовался двор; продолжая держать обреченную армию в местах, где под ногами вся в хлябях чужая земля да над головами чужое стылое небо?

«Весною наши действия могут быть преграждены высадками турков и англичан, и будет более вероятнее, что Наполеон или Венский двор, освободясь от войны, захотят иметь влияние на наши дела», — решился император на откровение со своим генералом.

«Кто ж сего не понимает, кто может возражать, что армия — инструмент политики? Только надобно было в свое время, ваше императорское величество, проявить более решимости и не доводить дело до крайности, когда шаг и другой вперед — напрасная людская погибель на глазах того же Венского двора и друга-соперника Наполеона», — читая послание царя, досадовал Багратион.

Конечно, всего, что накипело в душе, не высказал государю. А вот в ответ на письмо министра иностранных дел графа Николая Петровича Румянцева, полное упреков, объяснился без обиняков:

«Мне кажется, лучше воевать против турок, нежели против. Меня и общего блага… Я здесь ближе всех и лучше знаю… На что вы мне мешаете? Что за польза, зачем раскричались, что я отошел — вот прогулка моя какова: Браилов пал… Лучше дайте мне волю, лицом в грязь не ударю… Что за беда, что хотел перейти Дунай? Военные обстоятельства мгновенно переменяются. Мне надо было так сделать, иначе не могу и будет зер шлехт. Пусть другой сделает в три месяца то, что сделал я.

Я знаю много храбрых издали и после баталии. Почему в Египте не держался Наполеон, а ушел, и погибель, стало, не невозможна была.

Напрасно вас обманывают и льстят для гибели нашей, что турков немного. Неправда, их очень много. Визирь этот самый, который был в Египте и бил Наполеона, он меня уважает.