Юрий Когинов - Багратион. Бог рати он

За окнами — серый приполярный сумрак, а Багратион, словно и не ложился со вчерашнего вечера, — одет, как всегда, по полной форме. На столе пред князем — ворох бумаг да карта, которую рассматривает, будто вчерашнюю картину.

— Гляди, Денис Васильевич, — встретил генерал своего адъютанта. — Вот здесь — один клок, тут — другой, еще ниже — третий, — рука Багратиона с северного обреза карты переместилась к западному и скользнула к южному. — Это — клочья моей дивизии, разодранной на части. Причем у каждого клока — своя задача. На севере Раевский и еще напереди его Кульнев ведут жаркие бои. Ближе к нам другие мои отряды несут наблюдательную службу: не появятся ли со стороны самой Швеции подкрепления. Ну а сам я — танцую!

От волнения у Дениса пересохло во рту, и он нервно облизнул губы, тоже склонившись к карте.

— Простите, ваше сиятельство, тогда самый верный маневр — ударить всей силою на Улеаборг! Пока ехал — по всему пути только и слышал в войсках: разбитые финны стекаются к Улеаборгу. Вот туда бы — и раз!

— Вот ты, сорванец, прости меня, ты — стратег. А он, генерал от инфантерии Фридрих Вильгельм фон Буксгевден, кто, по-твоему? То-то и оно, душа моя… Я с ним еще в начале кампании, только перешли пограничный мост в Абборфорсе, — до хрипоты схватился: не версты пройденные станут венцом похода, а сколько неприятелей выведем из строя! Чем быстрее не станет у них армии, тем скорее окончим войну. И тогда все версты, что протопали, — наши. И — уже навечно. Так нет же, Денис Васильевич, и теперь сего стратега не убедить в том, что ты, юнец, оценил с ходу. Вот тебе бы и командовать войском, — усмехнулся князь.

В горле совсем пересохло, и Денис сглотнув слюну, решился:

— Петр Иванович, ваше сиятельство, не надо мне командовать войском — сам-один всю жизнь мечтал верхом на коне… Отпустите меня вон туда, где самый дальний ваш клок.

— К Раевскому? — Багратион откинул нависший на лоб смоляной локон. — Обрадовал ты меня, Денис! Я от тебя иного не ждал. Как давеча увидел тебя, угадал: этот не усидит. А и верно, чего на ассамблеях плясать, коли война? Мне, генерал-лейтенанту, командиру дивизии, руки связали, а я тебе, своему адъютанту, их развяжу. Езжай с Богом! А здесь, для танцев, я иного себе помощника сыщу. Вон сколько их, посланных на военный театр по связям да знакомствам — за чинами да адъютантскими аксельбантами с орденами…

Генерал-майор Раевский — черняв, сух телом — удивился, когда увидел пред собою адъютанта Багратиона: — Ты что, Денис, приказ на ретираду привез мне от князя?

— Побойтесь Бога, Николай Николаевич, — засмеялся штабс-ротмистр. — Чтобы Петр Иванович меня с таким донесением да к вам послал? Подмога — другое дело. Принимайте в свои ряды уже обстрелянного и обученного.

Генерал потрепал гусара по плечу:

— Вот это дело — еще один добрый палаш к моим двенадцати пехотным ротам, пяти пушкам и эскадрону конницы!

Денис знал Раевского с детства, как в детстве когда-то получил благословение великого Суворова, сказавшего при всех, указав на мальчугана: «Он выиграет три сражения!» Раевский подобным афоризмом отрока не наградил, хотя, тоже был ласков с ним. А более всего сам Денис, видя в обществе отца таких храбрых воинов, все более укреплялся в своей решимости стать таким же, как они.

Отряд Раевского только что взял Вазу — город на восточном побережье Ботнического залива. Сил для наступления было явно негусто, если бы неприятель вздумал сопротивляться. Но он следовал иной тактике — не нести напрасных потерь в местных боях, а лучше отступить, зато из разрозненных частей сложить увесистый кулак, коим и ударить спустя время по русским.

Однако Раевский так наседал, что, отступая, шведско-финские войска оставляли не только редкие в этих диких местах города, но и несли немалые потери. Так было и здесь, на побережье. Ваза стала большим уроном для врага, и недаром за этот подвиг Раевский получил чин генерал-лейтенанта.

В авангарде доблестного генерала шел отряд Кульнева — четыре роты егерей с одною пушчонкою да парою эскадронов гусар и парою же сотен казаков. Но надо было знать полковника Кульнева, слава о котором уже шла в ту пору по всей русской армии. И Денис Давыдов не сдержался — пустился к нему, на самое острие наступательных действий.

Все говорило о том, что в поселке Калаиоки совсем недавно был бой. Посреди главной площади валялись две или три разбитые конные фуры. В одном месте на снегу сохранились даже черно-бурые следы — там стояло орудие, отложившее на снежном насте пороховую копоть, а рядом остались пятна крови.