Юрий Когинов - Багратион. Бог рати он

«Да, я предчувствовал сие давно: Наполеон приготовил нам ловушку, — хотелось крикнуть в лицо царскому адъютанту. — Потому я и выслал вперед разъезды. И Милорадович с Ланжероном не исключали того, что французы решатся атаковать, вопреки глупейшему нашему убеждению, что они ретируются. А в сем убеждении именно ваша, князь Долгоруков, вина! Но что из того, если вдруг сорвусь и выскажу все в глаза? Простите ли вы, а с вами и государь мою дерзость? И поможет чем-либо моя прямота? Тут надо не спорить и рассуждать — делать!»

— Еще не все потеряно, ваше сиятельство, — как можно спокойнее произнес Петр Иванович. — Дело можно поправить, если Кутузов возьмет единственно правильную теперь меру: оставит войска центра у деревни Працен и ни на шаг не сойдет с горы. Не вниз, не вниз надо сейчас посылать батальоны и пушки, а, напротив, стянуть все силы наверх и осадить французов! Вот тогда мы их, голубчиков, остановим.

Теперь при свете утра Багратион хорошо разглядел лицо Долгорукова. Оно, всегда румяное, с выражением самодовольства и высокомерия, стало землистым, серым. Глаза испуганно косили в сторону, речь стала сбивчивой.

— Вы так по-по-полагаете, князь? Но смо-смо-трите, смотрите вниз, П-петр Иванович! Там же побоище и повальное бегство.

Действительно, ряды колонн были смяты. Но что особенно поразило Багратиона, так это довольно большие расстояния, которые отделяли все три колонны друг от друга, а также разделяли полки и батальоны.

— Вот она, цена мудрости гофкригсрата! — позволил себе резко высказаться Багратион. — Как же можно было так, согласно диспозиции, отрывать друг от друга части войска, что теперь, в бою, они никак не могут объединиться? А в сии щели, — пожалуйста, вот они — вламываются французы! И дерутся не полки и батальоны, а отдельные мелкие партии.

Но что это? Громкие возгласы «ура», как прибой, прокатились над людскою массою, заполнившею долину. И стрекот ружейного огня вновь стал усиливаться. Теперь уже султаны порохового дыма стеною встали перед рядами французов, которые вдруг повернули назад и стали отходить.

— Наши, наши теснят! — оживился Долгоруков. — Глядите, да это же апшеронцы и новгородцы Милорадовича! Ура! Наконец-то Кутузов ввел в бой свои колонны.

Сомнений более не оставалось — войска центра действительно спустились с высот и начали теснить цепи французской пехоты. Но натиск русских полков как внезапно начался, так внезапно и захлебнулся. К французским батальонам всюду шло подкрепление. Казалось, прорвало где-то плотину и поток со страшной силой стал смывать все впереди себя. И уже не одиночки, даже не отдельные роты начали поспешно отступать — целые полки повернули назад.

— Чего-чего, а сего самоубийственного маневра я от главнокомандующего не ожидал! — не скрывая своего раздражения, воскликнул Багратион. — Там, внизу — печь. Огромный огненный зев. Так зачем же в пылающий жар — да еще охапками хворост? Тем более когда это вовсе не хворост, а люди! Теперь что ж, ключ не только потерян, но и затоптан так, что под ногами бегущих его не сыскать!

— Вы о к-ключе к победе? — Голос Долгорукова опять стал прерываться.

Багратион уже слез с лошади и кликнул адъютанта. И пока Четвертинский бежал к нему, обернулся к генерал-адъютанту:

— Вы, Петр Петрович, что-то сказали о ключе к победе? Увы, я говорил уже не о нем — утерян ключ не к виктории, а к спасению войск. Это, любезный князь, не отступление. Сие — полный конфуз, разгром, коего русская армия не знала уже целых сто лет!

Пехота, находящаяся в обороне, зашевелилась.

— Теперь на нас двинулись? — встретил Багратион своего адъютанта.

— Так точно, ваше сиятельство! — Борис скорее на польский, чем на русский манер бросил два пальца правой руки к киверу. — Нас атакует корпус Ланна. А Праценские высоты уже заняли дивизии Сульта. Вот донесения вашему сиятельству от центра и левого крыла.

«Корпуса Даву и Бернадота брошены против нашего левого крыла, — отметил про себя Багратион. — Это заранее подготовленная Наполеоном атака по всей линии. Но я не допущу, чтобы дрогнули мои войска».

— Князь Четвертинский, передайте господам командирам полков и князю Лихтенштейну: стоять насмерть, — повелел Багратион адъютанту. — Назад — ни шагу!

Долгоруков всплеснул руками, как бы стараясь задержать уже сорвавшегося с места адъютанта, и вдруг молитвенно сложил их перед Багратионом.

— Одумайтесь, ваше сиятельство! — воскликнул он. — Как же можно теперь оставаться на месте, когда там, в долине, ждут вашей помощи? Только вперед, в сражение! Разве не так диктовала вашему правому крылу диспозиция — после центра успех развиваете вы?