Михаил Попов - Тьма египетская

Узнают, узнают, но позже, а сначала надо рассказать всё отцу и матери, им, им раньше всех!

Мериптах взлетел по ступенькам на второй этаж и попал и большой полутёмный коридор, перпендикулярный нижнему и разделявший второй этаж дворца вдоль его длины. Под ногами у него оказалась целая мозаичная картина — охота на львов в восточной пустыне, рассмотреть которую было непросто, потому что освещался коридор только потоками бледного света, падавшего справа и слева из дверных проёмов. Этим мозаичным полотнам была не одна сотня лет, и никто во дворце уже не знал точно, что это за герой так протыкает копьём оскаленного хищника, что из спины у того хлещет аж пять потоков крови. Потолок, ещё менее различимый, чем пол, подпирался двумя рядами каменных колонн, притворявшихся, и довольно умело, папирусовыми снопами.

Мериптах любил отца с матерью, но не любил появляться здесь, наверху, и не чувствовал себя здесь дома. Вот эти четыре светящиеся двери по правую руку — это покои отца; четыре испускающие такой же, только ещё восхитительно пахнущий свет, слева — сторона матери. По традиции, правитель и правительница ночевали на разных территориях. К кому первому? Мериптах любил их одинаково, но и знал к тому же, что его появление будет одинаково неуместным на обеих половинах. Но нельзя же в одиночку жить с тем, что узнал вчера!

Пока он стоял в мальчишеском раздумье, у него из-за спины вынырнули две служанки, невысокие, худенькие девчонки лет двенадцати от роду, на них не было даже тех полупрозрачных платьиц колоколом, в которых они обычно прислуживали гостям. Только браслеты на запястьях и щиколотках и ожерелья — несколько ниток речного жемчуга, да по нескольку глиняных и фаянсовых амулетов. Они не ждали, что встретят здесь мужчину в этот час, но встреча их нисколько не смутила. Одна несла алебастровый сосуд с благовониями, другая кипарисовый ларец с драгоценностями. Это были типичные жительницы «Дома женщин», что стоял в углу дворцовой территории, за садом, имел специально охраняемый вход и, по слухам, был соединён подземными коридорами с главным зданием дворца. Прибежав во дворец с восходом солнца, они наполняли его бессмысленным щебетанием и ещё более бессмысленным и бесстыдным смехом. Сидели в каждой комнате на циновках по пять-шесть человек, что-нибудь плели, расчёсывали парики, сплетничали, слушали флейтисток и ждали, когда всех позовут на речное катание вместе с князем. Ну, это когда Нил в силе. В такие дни, как сегодня, им не предстоит ничего интереснее фаршированной утки на обед и нескольких чашек пальмового вина.

Есть, правда, и одна вечно их волнующая забава — они спорят, какую из них сегодня ночью посетит на её ложе князь Бакенсети. О, он величайший из мужей, и иногда за ночь дарит своим вниманием не одну, а трёх или четырёх обитательниц «Дома женщин». И ни одна не скроет, что была одарена, наоборот, поспешит оповестить об этом всех, кого только можно, а главное, подруг и домочадцев. Чрезвычайная половая сила князя была главнейшей гордостью двора и составляла ему добрую славу в городе. Нелюбимый во многих прочих отношениях Бакенсети, даже почитаемый многими предателем Египта, за чрезмерную приверженность Аварису ощущался горожанами тем стержнем, что держит в равновесии умирающий от древности и неутолённой гордыни город.

Мериптах повернул направо. Прошёл через «Залу вечернего отдыха», расположенную так, чтобы не пускать внутрь предзакатное дыхание светила. Здесь, среди разбросанных на мозаичном полу циновок, низеньких табуретов и лежанок с загнутыми спинками, стояли две большие кифары, некогда привезённые сюда Бакенсети — в год вступления на опустевший мемфисский трон. Вечером они зазвучат так, что покажется: поют птицы, сидящие на деревьях, что изображены на стенах, — картина изобильного урожая и благоденствия. Можно ли представить лучшее окружение для вечернего полусна.

Затем мальчик миновал целый лабиринт небольших прямоугольных и полукруглых помещений, смысл и назначение их были ему не ясны и не интересны. Не только он, редкий посетитель этих мест, рисковал тут запутаться, но и люди более опытные. Вот дверь, ведущая в тронную залу, — самое нелюбимое место мальчика. Отчего-то именно там его охватывала особенно сильная тоска, хотя зала, как и следовало ожидать, была великолепнейшей во дворце. Два роскошных золочёных фона, украшенных резьбой и обитых тиснёной кожей, с головами соколов на подлокотниках занимали широкий постамент. Новые, искрящиеся совершенством и выдумкой росписи охот и лодочных праздников на стенах. Но Мериптах был рад, что ему не нужно заглядывать туда. Вот маленький коридорчик, один поворот, другой и за белой полотняной занавесью ночные покои князя.