Михаил Попов - Тьма египетская

Спустя некоторое время стало ясно — нет. Он неправильно понял этот порыв. Ничего существенного за ним не последовало. Продолжалось бесшумное копошение вокруг дома и жертвенников. Что-то там делается, что-то готовится, но вот что?! На мгновение в сердце застывшего на башне колдуна мелькнул холодный страх — а вдруг то, что он видит, и есть весь тот результат, который он смог произвести своими снадобьями? Повертятся вокруг жертвенников, перережут горло сонному козлёнку, измажутся рогатой кровью и всё.

А утром Сэб и Нанна начнут разбирательство — кто виновник тихого столпотворения? То, что до носителей синих одежд дойдёт, Хека не сомневался. Ведь стало же им известно о недавнем повальном поносе среди здешних растений.

Торговец благовониями не успел как следует расстроиться, как обозначилось изменение в наблюдаемой картине. Из трёх невидимых проёмов между чёрными платановыми холмами показались бледные, медленно продвигающиеся потоки. Бледные до тех пор, пока не вышли на освещённое луною пространство. Там их охватило призрачное сияние, и стали различимы лица. Причём они были белее белых одежд и таращились огромными чёрными глазами. Таких глаз не бывает у человеческого существа. Хека догадался, что они густо обведены чёрной краской.

Во главе каждого белого потока шла особая женщина, водительница. Но ни одна из них не была Бесорой. Потоки медленно сближались, одновременно немного сдвигаясь влево. Хека прикинул, что они полностью сольются почти у самого подножия его башни. Движение было медленным, неопасным на вид, но чем-то трудноопределимо тревожило. Очень скоро стало понятно чем. Потоки издавали звук, похожий на сдержанное гудение. Похоже, что бредущие женщины негромко мычали, сжав при этом зубы. Чем ближе они подходили, тем выше становился уровень этого гуда и тем больше он тревожил невидимого жителя башни. Хека сполз обратно в нору по плечи и ещё глубже, оставив лишь глаза на поверхности. А потом закрыл и один из них — на тот случай, если лунный луч падёт ему на лицо, то даже самая подозрительная из гудящих женщин подумает не о подглядывающем шпионе, а о куске отблескивающего кварца.

Гудящие потоки слились. Общий их звук усилился, и торговец благовониями с трудом переборол себя, чтобы не утопиться в башне полностью, однако поплавок любопытства удержал на поверхности наблюдения его глаз.

Женщины двигались на расстоянии каких-нибудь десяти шагов от него. Их было значительно больше сотни, они смотрели перед собой, переступали ногами, не поднимая рук. Смотрели... Хеку вдруг обдало холодом. Он понял — у них у всех закрыты глаза! Черной краской замазаны и веки, и глазные выемки, вот откуда жуткое впечатление огромных распяленных очей. Закрытые гудящие рты и закрытые зияющие глаза. Если они в таком состоянии добредут до внешних стен гарема, то несомненно произведут впечатление на охрану. Но можно ли одним слепым гудением проделать брешь в ограде Авариса? По крайней мере, внимание стражников будет отвлечено и, пожалуй, на немалое время. Хватит ли этого, чтобы незаметно выскользнуть?

Так или иначе, это вскоре выяснится.

Пора спускаться и пристраиваться незаметно к белому рою.

Может быть, он разогреется, возбудится по дороге.

Спустившись на землю и выглянув из-за угла, Хека обнаружил, что поторопился. Женская колонна изменила направление движения и теперь двигалась не к ограде гарема, а к невысокому холму шагах в полутораста от башни. Почти плоская вершина его опушена по окружности тёмными густыми кустами. Снова разделившаяся на три части белая толпа впиталась в заросли, чтобы вновь объединиться наверху.

Хека понял, что рано покинул наблюдательный пост. Вернулся в башню и начал снова карабкаться наверх. Оказавшись там, всмотрелся в холм. И обнаружил вот что. Вершина была уже не пустой, хотя масса белых женщин жалась к краям опушки. Посередине находилась одна фигура. Женская. Громадная в сравнении с остальными.

Бесора!

Как она там оказалась?

Думать об этом было некогда, потому что началось!

Бесора резко подняла руки вверх, что-то длинно, хрипло выпевая.

Белые девы попадали на колени, усеяв всю видимую часть холма. Время от времени они тоже вздымали руки, как бы присоединяясь своими жестами к высокому жесту той, что стояла на самой вершине, ближе всех к нависающему, приводящему в холодное содрогание диску полной луны. Гудение их превратилось в нытье, временами переходящее в рыдание. Раз за разом они вздымали руки и бросали их обратно вниз. Бесора тоже не стояла полностью замерев, она вращалась вокруг своей оси, хотя нельзя было рассмотреть движения её ног, и всё пела и пела, и пение становилось всё более похожим на рычание.