Разочарованные, раздраженные и сердитые друг на друга, члены миссии не могли прийти к согласию о том, как им интерпретировать приказ токийского правительства. После нескольких дней дебатов члены миссии пришли к тому, что им нужно вернуться раздельно. Окубо решил выехать немедленно и прибыл в Японию 26 мая. Кидо продолжил миссию, посетив Россию, Италию, Австрию и Швейцарию, прежде чем направиться домой, и вернулся в Токио 23 июля. Ивакура появился в Японии только 13 сентября, после увеселительного круиза, который включал остановки в Шри-Ланке, Сайгоне, Гонконге и Шанхае.
Вернувшись в Токио, Окубо обнаружил, что он потерял контроль над правительством, которое помогал создавать. Борьба между Это и Иноуэ закончилась, но Это одержал победу в последнем раунде. 19 апреля Это, Оки и Гото Сёдзиро были назначены императорскими советниками (санги), и 2 мая Это предпринял шаги для укрепления власти императорского совета. Совет теперь получил контроль над ассигнованием бюджетных средств, монетным двором, внешними и внутренними займами. После того как его министерство было, по сути, лишено всякой власти, Иноуэ 7 мая ушел в отставку Столкновение Это и Иноуэ стало первым политическим кризисом современной Японии. Иноуэ дал выход своему отчаянию, опубликовав цифры бюджетного дефицита в японской прессе. После этого правительство опубликовало собственные цифры и наказало Иноуэ штрафом за разглашение государственных секретов. В отличие от тайных дискуссий в администрации режима Токугава, лидеры правительства Мэйдзи начали вести борьбу за общественную поддержку.
Для Окубо эти события стали сокрушительным поражением. В 1872 году он ушел с поста императорского советника, но при этом сохранил номинальное руководство министерством финансов. Однако теперь это министерство утратило контроль над бюджетом, так что Окубо, по сути, оказался без власти. Назначение новых императорских советников и изменения полномочий императорского совета были явным нарушением соглашения, заключенного между миссией Ивакура и временным правительством. Но у Окубо не было особых причин жаловаться, поскольку он сам попросил расторгнуть соглашение, чтобы заняться пересмотром договоров в Вашингтоне. Окубо пришел в смятение, но недостаток власти не позволял ему бросить вызов своим соперникам, и поэтому, вместо того чтобы начинать битву, в которой невозможно победить, он отправился отдыхать на горячие источники и совершил восхождение на Фудзияма.
Сайго, судя по всему, не понимал полностью последствий этих изменений в центральном правительстве. В его письмах за этот период не упоминается отставка Иноуэ или назначение новых советников. Это совпадает с воспоминаниями Сибусава Эиити, главного сторонника Иноуэ, о том, что Сайго был «влиятельной политической фигурой, но он не испытывал никакого интереса к финансам». Главной заботой Сайго в апреле и мае оставался Хисамицу. Глава дома Симадзу, наконец, прибыл в Токио 23 апреля, во главе свиты из 230 слуг. Члены его свиты были вооружены мечами вместо огнестрельного оружия, а их головы украшала традиционная самурайская прическа тёнмагэ (волосы выбриты спереди и собраны в пучок на макушке) вместо прически в западном стиле, которую пропагандировало правительство с 1872 года. Публичная демонстрация Хисамицу своей приверженности традициям выглядела несколько абсурдно, и газета «Синбун дзасси» сообщила о том, что его слуги «были страшно горды своими мечами». Но Сайго беспокоила значительно более серьезная проблема. В письме своему брату Цугумити от 20 апреля он предупреждает о том, что <-сто светлость не думает о тех, кто ниже его, и боится только армии». В письме Кацура от 17 мая Сайго еще больше встревожен. Он рассказывает о том, что в столице ходят слухи о возможных атаках против правительства и покушениях на его жизнь. Страхи Сайго оказались напрасными, и визит Хисамицу не привел к вспышкам насилия. Он был осыпан подарками от императорского дома и в конечном итоге принял предложение занять символический пост в центральном правительстве. С этой точки зрения визит был большим успехом. Однако, по сути, Хисамицу использовал свой визит в Токио для того, чтобы излить новую серию обвинительных тирад против Сайго и общего курса правительственных реформ. Но Сайго уже надоели оскорбительные выпады Хисамицу, и он втайне высмеивал «детские капризы» своего господина. Чувства Сайго вполне понятны, поскольку для него это была мучительная ситуация. 7/1869 Сайго все еще надеялся почтить память Нариакира, проявив лояльность к его единокровному брату Хисамицу. Теперь Сайго приходилось сдерживаться, чтобы не проявить открыто презрение к наследнику своего покойного господина.
Читать дальше