Марк Равина - Последний самурай

Несмотря на то что дело Годайго потерпело неудачу, оно стало настоящим пробным камнем для испытания верности императору. Нападение Асикага на Годайго стало символом предательства, и весь сёгунат Асикага был запятнан двуличностью своего основателя. Примечательно, что с точки зрения генеалогии Северная ветвь имела больше прав на престол, и данное обстоятельство стало причиной ожесточенных споров, вспыхнувших совсем недавно, в двадцатом столетии. Однако в дни Сайго существовало почти полное единомыслие во мнениях относительно Такаудзи Асикага. Независимо от того, претензии какой из сторон в споре за престол были наиболее обоснованными, Такаудзи предал своего господина, и не только последователи традиционного синтоистского учения, но и интеллектуалы-конфуцианцы называли его подлым узурпатором, олицетворением коварства и предательства.

Диспут по поводу борьбы Северной и Южной династий приобрел новое значение в последние годы правления режима Токугава. Для Сайго и его сторонников этот конфликт пятивековой давности, судя по всему, имел самое непосредственное отношение к их собственной борьбе. В 1860-х, когда императорский двор и сёгунат Токугава вступили в открытое столкновение по поводу иностранной политики, Асикага стал символом сёгунского высокомерия. Так, например 22/2/1863 сторонники императора ворвались в храм Тодзи в Киото и обезглавили статуи трех сёгунов из династии Асикага: Такаудзи, Ёсиакира и Ёсимицу. Головы объявились через несколько дней, выставленные для всеобщего обозрения у реки Камо, словно головы казненных преступников. Записка, прикрепленная к подставке, гласила: «Статуи этих трех негодяев постигла небесная кара за то, что при жизни они совершили наихудшее из всех зол». Для тех горожан, которые имели смутное представление об истории, вандалы поместили пояснительную записку на доске для публичных объявлений, где кроме краткой исторической справки содержалось и предупреждение, адресованное неназванным персонам, не повторять предательства Асикага. Если же эти личности не покаются и не «вернутся к древней практике содействия императорскому двору», то преданные трону самураи «накажут их за совершенные преступления». Обезглавленные статуи встревожили сёгунат Токугава, поскольку аналогия была для всех абсолютно прозрачной. Вандалы метафорически убили сёгуна и утрожали выйти за пределы метафоры.

Не существует твердых доказательств связи Сайго с кланом Кикути, но сам Сайго искренне верил в эту генеалогию. Во время своей ссылки на Амамиосима он начал использовать псевдоним Кикути Гэнго, недвусмысленно связывая себя с лоялистами четырнадцатого века. Друзья поддержали его выбор, начав надписывать свои письма к нему «великому правителю Кикути» (Кикути тайкун). Сайго не раз открыто связывал свою активность, направленную на поддержку императора, с защитой Годайго его сторонниками пятью веками ранее. Для человека, отправленного в ссылку собственным господином, мысль о родстве с Кикути была особенно утешительной. И Такэтоки, и Такэмицу совершали ошибки в своей жизни, но в конечном итоге они были признаны защитниками чести и справедливости. За счет родства с кланом Кикути Сайго мог несколько приуменьшить горечь от политического поражения и связать себя с полулегендарными героями. Родство с Кикути также усиливало приверженность Сайго императору и недоверие к сёгунату. Происхождение от Кикути превращало борьбу ц высокомерием сёгуната в дело семейной чести.

О родителях Сайго нам известно очень немного. Его отец, Сайго Китибэи (1807–1852), служил начальником налогового отдела в управлении финансов княжества. Он имел ранг косогуми, который был восьмым в иерархии из десяти самурайских рангов. Обладатели двух низших рангов — ерики и асигару — обычно исполняли только второстепенные обязанности, такие, как несение караульной службы, так что Китибэи по своему рангу был «белым воротничком» среди городских самураев. Как глава отдела, он занимал самую высокую должность, на которую ему можно было рассчитывать по своему статусу. Он имел репутацию честного, трудолюбивого и бескорыстного чиновника. О матери Сайго, Маса (?—1852), нам известно еще меньше. Ее отцом был местный самурай Сибара Кэнэмон. Впоследствии Сайго с теплотой отзывался о ней, как о терпеливой и заботливой женщине.

Сайго родился 7/12/1827, став первым ребенком у своих родителей. Согласно обычаю той эпохи, Сайго в течение жизни несколько раз изменял полученное при рождении имя. В феодальной Японии имена были не столько абсолютными идентификаторами личности, сколько показателями возраста и общественного статуса. Самурай изменял свое имя по мере взросления. Малыш, мальчик, женатый мужчина и удалившийся на покой глава семьи — каждый имел свой круг обязанностей, и поэтому смена имени была вполне естественным шагом. В первые годы своей жизни Сайго был известен как Сайго Кокити и Сайго Дзюроку, но в семилетием возрасте он получил имя Китиносукэ. Став взрослым, он взял имя Такамори. 10/2/1853, после смерти отца, он заполнил официальные бумаги, чтобы изменить свое имя на Дзэнбэй, а 8/10/1858 он взял имя Сансукэ, но в личной переписке продолжал использовать имена Китиносукэ, Такамори и Дзэнбэй. Сайго также был широко известен по своему поэтическому псевдониму Сайго Нансю, или Сайго с Юга, который он взял, находясь в ссылке. Как и все его современники, Сайго мог использовать несколько имен одновременно: официальное имя для работы, неофициальное в кругу друзей — и несколько псевдонимов, чтобы подписывать ими свои стихи.