Борис Грибанов - Елизавета I, королева Англии

Проблема того, как будет казнена Мария, волновала многих в Европе. Король Франции был шокирован тем, как собираются казнить Марию. Почему эти англичане не могут проявить больше такта? Эту женщину легко можно отравить, перерезать ей горло, задушить подушкой. Какое это имеет значение?

Мысль о том, что Марию лучше убить, чем казнить, привлекала кое-кого и в Англии. Горячим сторонником этой идеи выступил, например, архиепископ Кентерберийский, который даже предложил человека, готового взять на себя эту миссию. Склонялся к этому плану и Лестер.

Однако оба государственных секретаря отвергли такой вариант. В конце концов, 1 февраля Елизавета, понимая, что тянуть дольше уже невозможно, подписала приказ о казни и, вручая его секретарю Дэвидсону, поручила ему пойти с этим приказом к лорду-канцлеру, чтобы тот скрепил его большой государственной печатью. Но как только Дэвидсон вышел из комнаты, она с яростью стала обвинять сэра Эмиаса Поулета и второго тюремщика, сэра Дрю Драри, в том, что они не нашли способа отправить Марию на тот свет без того, чтобы королеве пришлось подписывать такой приказ.

Елизавета приказала Дэвидсону немедленно отправиться к Уолсингему, чтобы они вместе написали и оба подписали письмо сэру Поулету, в котором критиковали его за то, что он не нашел, как без шума избавиться от Марии.

Письмо они закончили уже поздно ночью и решили отправить его вместе с приказом о казни на следующее утро. Однако ранним утром на следующий день Дэвидсон получил от королевы распоряжение, чтобы если ее приказ о казни еще не скреплен Большой Печатью, он ничего не предпринимал не повидав ее. А во время немедленно состоявшейся аудиенции королева стала расспрашивать Дэвидсона, почему он проявил такую поспешность, скрепляя печатью приказ.

Дэвидсон ответил, что он только выполнял ее распоряжение, и спросил, должен ли он продолжать эту процедуру. Королева сказала «да» и вновь разразилась гневной речью, обвиняя своих советников в том, что это они вынудили ее принять такое жестокое решение.

7 февраля 1587 года в апартаменты королевы шотландцев пришел слуга и доложил, что пришло несколько членов трибунала, в частности, граф Шлозбери и граф Кент, и с ними главный шериф Нортхэмптона, и просят у нее аудиенции. Мария послала за своими фрейлинами и прислугой и приняла приезжих. Они сообщили ей, что королева Англии не может больше сопротивляться требованию своих подданных казнить королеву Шотландии, и что Мария должна быть готова умереть завтра поутру.

За годы своего заключения Мария большую часть времени находилась под надзором графа Шлозбери, и вот теперь именно он зачитал срывающимся голосом смертельный приговор. Мария перекрестилась и ответила: «Во имя Господа Бога, я приветствую эту весть и благодарю Его за то, что приходит конец моим страданиям. Лучшей новости я не могла получить, и я благодарю Всевышнего за то, что Он позволил мне умереть во славу Его церкви, древней католической религии».

Она попросила, чтобы ее духовнику разрешили провести с ней последние часы перед казнью. В этом ей было отказано, но разрешили, чтобы ее навестил англиканский священник. Мария с негодованием отвергла это предложение.

На следующее утро провест-маршал постучал в ее дверь и не услышал никакого ответа. Он бросился за шерифом. Когда они пришли, дверь уже была открыта. На пороге стояла королева Шотландии, одетая как на бал.

Вместо обычного длинного серого платья, в котором она ходила все последнее время, на ней было платье из черного бархата и сатина, длинная вуаль покрывала ее парик, на шее висел золотой крест и украшенный бриллиантами молитвенник В руках она держала мраморный крест. Она шла, опираясь на руку дежурного офицера, когда увидела Эндрю Нелвила, руководителя ее королевского двора. Он стоял на коленях, обливаясь слезами. «Нелвил, – сказала она ему, – вы должны не плакать, а радоваться, что пришел конец моим несчастьям. Скажите моим друзьям, что я умираю как истинная католичка. Скажите моему сыну, что я была ему хорошей матерью. Скажите ему, что не сделала ничего, чтобы принести вред его королевству Шотландии. Прощайте, дорогой Нелвил».

Около трехсот дворян и рыцарей стояли у ограды в большом холле, за которым возвышался эшафот, задекорированный черной материей. Там же стоял стул и лежала черная подушка, на которую она должна будет встать на колени. Топор прислонили к ограде, два человека в черных масках стояли справа и слева от топора.