Иван Наживин - Кремль

Гвалт на площади стоял, как на пожаре. Все было круто присолено материной лаею. Женщины и девицы в такой лае не отставали. Отцы духовные увещевали не лаяться, но тут же начинали крыть и сами – часто даже в самой церкви. Купцы клялись, хлопали по рукам и снова кричали, убеждая покупателей на сделку. «Не обманешь – не продашь» – было общим правилом. Православные поражали иноземцев и дерзостью запроса, который в карман не лезет, и неимоверным плутовством. Любимым средством для надувания было «заговорить», оглушить покупателя криком и божбою, отуманить его, а когда он обессилевал, сдавался, купец, чудесно оттопырив палец, начинал бойко щелкать на счетах, стараясь и тут объегорить его… Счеты были введены при Дмитрии Донском именитым гостем Строгановым, который родом был татарин и заимствовал счеты от татар. От татар же взят был и аршин. По-татарски слово это значит прут, годовая поросль [17] В этом, татарском, смысле слово «аршин» употребляется во Владимирской губернии до сих пор. «Вот погоди, озорник, – грозит мать парнишке. – Вот я тебя сейчас аршином!..» . Разнообразие ходившей по рукам монеты поражает. Самая крупная была гривна. Упоминался уже рубль, четвертая часть гривны, но рублевой монеты еще не было. Были московские и тверские монетки, у которых на одной стороне надпись была сделана по-русски, а на другой по-татарски. В изобилии ходило «пуло», медная мелочь Великого Новгорода. Были английские нобели, были монеты немецкие, арабские, веденецкие… Попадались старинные римские и греческие монеты с головой какого-нибудь императора – их народ звал «Ивановыми головками». Были какие-то таинственные деньги с непонятными изображениями и надписями, вроде: «Шелих якочин ксош спмхок конхи…»

Записи торговый народ по безграмотности вел редко. Вместо записок в приеме денег выдавались бирки. Это была палочка в перст толщиной и с одной стороны затесанная. На ней, по затесанному, делались резы прямые, косые и накрест, которые обозначали единицы, десятки и сотни. Когда цифра была таким образом на палочке вырезана, то она раскалывалась пополам и одна половинка оставалась у приемщика, а другая – у отдатчика. При расчетах счет считался верен, если резы при сложении палочки сходились. Пергамент для записей был дорог, а бумага непрочна. Бирками же пользовались и метальщики, то есть сборщики налогов. И все эти бирки и монеты туго заполняли зепь, карман в исподнем платье, ибо в верхнем платье карманов не было совсем: жулье московское славилось…

Князья вышли на обочину торга и остановились: духота и давка смутили обоих. В одном месте свалка затерлась: били жулика. В другом травили для потехи собак. Там, горланя, дрались перепившиеся работники со стен кремлевских. Там кривлялся, потешая толпу, какой-то глумотворец. Стража вывела для прошения милостыни военнопленных, истощенных, замученных, кожа да кости. Держали их в деревянных загонах и в цепях. От стужи они укрывались в землянках, вырытых ногтями, и часто голодали так, что поедали дохлых собак, кошек и лошадей. Большое число пленных считалось доказательством могущества государя. Пьяных было многонько, несмотря даже на то, что татары, приняв ислам в 1389 году, запретили на Руси продажу спиртных напитков. Напивались больше самодельщиной всякой, но начало уже понемногу входить в моду и «горячее вино», то есть водка.

– И кто это только вино это придумал? – сказал князь Семен, издали глядя на мордобой.

– Мне Аристотель сказывал, будто придумали его аравитяне какие-то, – морщась на толпу, отвечал князь Василий. – И долгие годы будто соблюдали изготовление его в тайности. Но потом дознались до дела и другие. Генуэзцы бойко торговали живой водой этой, а от них, из Крыма, пошло оно лет сотню назад и на Русь…

– Нет, пойдем лутче домой… – сказал князь Семен. – Индо голова кругом идет от крика этого… Да и духота какая!..

В самом деле, москвитяне выбрасывали под стены Кремля всякую нечистоту. Тут же все и до ветру ходили. И кошки, и собаки дохлые валялись… Но к этому все привыкли: побранятся, побранятся на «духоту» да и ладно.

А стены твердыни московской кирпичик за кирпичиком росли…

Идти было совсем близко, до Фроловских ворот только. Хоромы князя Семена, богатые и поместительные, в смысле постройки ничем не отличались от других хором. Внизу подклети всякие, кладовочки, погреба, медуши, в которых хранились несметные запасы всякого добра. В среднем этаже помещалось зимнее жилье, изба, истопка с одной стороны, а с другой собственно клеть, светлица без печи, которая зимой кладовой служила. Между ними была просторная и светлая комната, сени, или сенница, к которой снаружи подстраивалось крыльцо. А над сенями помещалась горница, терем, повалуша, где жили затворнической жизнью женский пол и молодь со своими нянюшками и мамушками. Только в клети были красные, большие окна, а в остальных помещениях были они маленькие, задвигавшиеся дощечкой, «волоковые»…