Иван Фирсов - Лазарев. И Антарктида, и Наварин

На следующий день Нельсон послал рапорт в адмиралтейство, и его тут же назначили на должность командующего эскадрой. Вместе с рапортом он доложил высшим флотским чинам свой план разгрома франко-испанской армады. Отбросив традиции жесткой субординации, веками сковывавшие инициативу командующих, он намеревался дать свободу каждому капитану. Капитан должен действовать так, как считает нужным, преследуя основную цель — уничтожить врага.

— Когда мы встретимся с Вильнёвом, — излагал Нельсон свой план капитану Ричарду Китсу, — я поставлю флот тремя линиями, разобью его на три части. Одна из них будет состоять из двенадцати самых быстроходных фрегатов. Я буду держать их отдельно, так, чтобы бросить их в дело в любой момент боя. Остальную часть флота, выстроенную в две линии, я двину в атаку сразу же.

Нельсон был уверен в победе, но его не оставляло предчувствие своей неминуемой гибели.

Перед отъездом в Портсмут он трогательно простился с плачущей Эммой Гамильтон и помолился над спящей дочерью Горацией, которая так никогда и не узнает имя своего отца.

Приближаясь к Кадису на стопушечном корабле «Виктори», Нельсон выслал вперед быстроходный фрегат с приказом отменить салют из тринадцати орудий, обычный при встрече главнокомандующего: он не хотел выдавать французам свое присутствие.

— Всем кораблям стать на якорь вне видимости Кадиса, — распорядился Нельсон по прибытии и пояснил Коллингвуду: — Я не хочу отпугнуть Вильнёва нашей мощью. Не то он струсит и не покинет порт.

Прибытие Нельсона подняло дух офицеров и матросов. Через два дня адмиралу исполнилось сорок семь лет. Он пригласил на флагман «Виктори» пятнадцать капитанов. На праздничном обеде Нельсон ознакомил их с планом предстоящего сражения и получил полное одобрение. В заключение он сказал:

— Если вы не увидите сигналов или не поймете их, ставьте свой корабль рядом с вражеским и крушите его — в этом не будет ошибки.

А Вильнёв все-таки вышел из Кадиса, командуя соединенной франко-испанской эскадрой из тридцати двух вымпелов.

— Коли французскому флоту не хватает только смелости, — ответил Вильнёв на реплику Наполеона, — то в этом отношении император будет удовлетворен.

19 октября фрегаты в дозоре у Кадиса передали Нельсону, что флот Вильнёва готовится к отплытию.

— Всем сниматься с якорей, — приказал Нельсон. — Мы будем маневрировать, чтобы отрезать Вильнёва от Гибралтара и не дать возможности улизнуть в Кадис союзному флоту.

На рассвете 21 октября с английской эскадры заметили союзный флот. Он шел курсом к югу, находясь в десяти милях на траверзе мыса Трафальгар. Слабый вест-норд-вест едва шевелил паруса, и скорость кораблей была три-четыре узла. С запада находила крупная океанская зыбь.

Утром Нельсон надел парадный мундир, украшенный четырьмя орденами-звездами. Награды сразу делали его заметной мишенью. Капитан «Виктори» Харди уговаривал адмирала надеть другой мундир, но он отказался.

— Я честно заслужил эти награды, — ответил Нельсон, — и честно с ними умру.

Вильнёв, увидев англичан, понял, что сражение неизбежно. Тем не менее он попытался возвратиться в Кадис и приказал повернуть через фордевинд на норд.

Тихий ветер и зыбь уваливали корабли, сильно затрудняли маневр, и на него ушло более часа.

Строй союзного флота смешался, отдельные суда центра и арьергарда шли в две и даже в три линии.

В десять часов утра эскадра Вильнёва выстроилась по старинному шаблону — в одну линию баталии. Она была крайне беспорядочной, но главнокомандующий не принял никаких мер.

Он шел в центре, авангардом командовал контр-адмирал Дюмануар, арьергардом — испанский адмирал Гравина.

Ветер с запада едва-едва наполнял паруса. Двумя колоннами двадцать семь судов английского флота спускались на испано-французскую эскадру из тридцати трех кораблей.

Тусклое солнце освещало чуть потревоженную равнину моря. Громады кораблей Нельсона с желтыми разводами вдоль батарейных палуб зияли черными провалами пушечных портов и походили на шахматную доску.

Нельсон держал свой флаг на стопушечном, но не очень быстроходном «Виктори», Коллингвуд — на корабле «Роял Соверейн».

Отряд фрегатов собрался в стороне, на ветре… Выпросив у офицера подзорную трубу, на салинге «Сириуса» пристроились Лазарев, Авинов и Шестаков. Панорама крупнейшего сражения флотов развертывалась на их глазах.

Уже различались флаги неприятеля. Вильнёва — на «Бюсантор», Дюмануара — на «Формидабле», Гравина — на «Принце Астурийском». У союзного флота неуклюжим исполином вырисовывался один из величайших кораблей Европы — испанский «Сантиссима Тринидад».