Иван Фирсов - Лазарев. И Антарктида, и Наварин

Глаза Махмуда внезапно приоткрылись и сверкнули недобрым огнем.

— Когда человек тонет, он хватается и за змею.

Султан обратил взор на Ахмет-пашу.

— Поезжай к русскому адмиралу. Пускай пока уберутся в Сизополь. Мы дадим знать, когда они понадобятся.

Махмуд кивнул посланникам — прием окончен…

В своем дворце султан давал указания, а на борту «Евстафия» Лазарев принимал в салоне русского посланника в Константинополе действительного статского советника Аполлинария Бутенева и генерал-лейтенанта Николая Муравьева. И с тем и с другим Лазарев встречался впервые. С Бутеневым он уже был знаком заочно, по переписке. О Муравьеве знал понаслышке — император посылал его на фрегате «Штандарт» с миротворческой миссией в Александрию к Мегмету-али.

Перед уходом эскадры из Севастополя узнал, что фрегат «Штандарт» появился в Дарданеллах.

Муравьев и начал разговор:

— Повелением государя я прошлым месяцем был в Египте. Мегмет-али обещал, но на мир с султаном до сих пор не идет. Французы его подпирают оружием, флотом и советниками, цель одна — свергнуть султана. — Муравьев чеканил слова по-армейски. — Нынче султан направил к нему своего визиря на переговоры, не теряет надежды кончить дело миром. — Генерал остановился, заговорил Бутенев:

— Вам, Михайло Петрович, надобно все знать. Египетский паша считает султана предателем мусульман и поносит за позорный мир в Адрианополе. Отсюда истекает весь фанатизм и знамя, под которым Мегмет-али поднялся против султана Махмуда.

Муравьев, слегка нахмурившись, продолжал разговор:

— Вашему превосходительству предстоит узнать тонкости здешней политики. У турок есть чувствительные струны, которыми не следует играть. Вы имели предписание не входить в проливы без договоренности с Бутеневым? — Муравьев спрашивал напрямик.

Лазарев отвечал без натяжки, легко, но держал свою линию:

— Я не получал прямого указания не входить в проливы. У входа в Босфор на фелюге приходил комендант крепости, просил не входить без разрешения султана. Но поскольку я получал последнее уведомление от господина посланника быть беспременно в Константинополе поскорее, решил идти в Золотой Рог. К тому же свежий восточный ветер не позволяет эскадре подолгу дрейфовать, снесет на камни.

Воспользовавшись паузой, заговорил Бутенев:

— Рейс-эфенди просил меня от имени султана, чтобы эскадра не входила в Босфор. Он даже дал мне пароход, но тот, — Бутенев засмеялся, — к счастью ли, несчастью, вчера сломался, и я не смог вас предупредить.

— Так когда вы сможете уйти из Босфора? — настаивал Муравьев.

— Ваше превосходительство, нынче ветры противные, — лукаво улыбнулся Лазарев. — Потом, скоро сюда должен десант из Одессы прибыть, что с ним делать будем?

Бутенев, видимо, уже особенно не возражал против присутствия эскадры под окнами русской миссии.

— С минуты на минуту к вам пожалует посланец от султана, он наверняка вас отсюда попросит.

Лазарев настроился решительно и обратился к Муравьеву:

— Прошу вас, ваше превосходительство, довериться мне. Посланника султана я уломаю. Для дела же была бы польза в присутствии эскадры здесь. А там как Бог пошлет.

Муравьев, видимо, остался доволен решительностью Лазарева. Как человек военный, он принял его сторону.

Только-только катер с Муравьевым и Бутеневым отошел от трапа, послышался голос вахтенного офицера:

— Ваше превосходительство! Пароход под турецким флагом отвалил от пристани и идет к нам!

— Вижу, вижу, — проговорил Лазарев и, приосаниваясь, направился к трапу.

Учтиво, по-английски поприветствовав Ахмет-пашу и секретаря рейс-эфенди, Лазарев гостеприимно пригласил их вместе с толмачом в салон. Было видно, что Ахмет-паша старался скрыть удивление порядком, царившим на корабле, а отделка салона привела его в восхищение.

— Ваше превосходительство, — медленно начал турецкий генерал, давая возможность толмачу переводить. — Султан весьма благодарен вашему императору за присланную помощь, но просит, чтобы русская эскадра все же перешла из Босфора в Сизополь и там бы находилась. Мы дадим знать, когда потребуется ваша помощь.

Лазарев догадывался, чьи мысли высказывает Ахмет-паша. Еще в Севастополе не раз размышлял над этим.

Но он привык поступать по своему разумению, когда наверняка знал цену принятому решению. Тем более впервые представлял державу. Один неверный поворот штурвала, и корабль сядет на мель. Многое определяет верный маневр, вовремя сделанный. «Нынче вы, милейшие, будете по-другому вести разговор и с Мегметом-али, и с англичанами, и с французами. Сами потом поймете».