Иван Фирсов - Лазарев. И Антарктида, и Наварин

— Балуют, Михаил Петрович, как все школяры, звезд с неба не хватают, однако к экзаменам на гардемаринов допущены.

Для большего успокоения заехал домой к Крузенштерну. С ним отношения были дружеские. Крузенштерн то и дело упрашивал Лазарева взять на его корабли для практики гардемарин. Лазарев любил возиться с гардемаринами, гонял их по марсам и салингам. В последнее плавание на борт «Марии» взял шестерых.

Крузенштерн оказался более откровенным, побранил старшего, Шестакова Николая…

Отмечали новогодний праздник поздравлением Андрея. В самый канун Нового года ему присвоили звание контр-адмирала.

— Очередь за тобой. — Андрей хлопнул по спине Алексея. — Просись на корабли, пока здоровье позволяет. И деткам подмога будет. Твои аксельбанты доходов великих не приносят.

Алексей почесал затылок.

— Я и сам подумываю, тем паче государь, слышно, обещает жалованье корабельным офицерам прибавить. Одни квартиры половину довольствия отнимают.

— Поспешай, не упусти своего. Нынче на Балтике корабликов каждый год прибавляется полдюжины. А как наш дружок Авинов проживает в теплых морях? — Андрей вопросительно посмотрел на Михаила. Средний брат согнал с лица улыбку.

— Письмо его получил перед Рождеством. Александр не из хлипких людей. Пишет, что Грейг принял его очень плохо и относится скверно. Якобы вокруг себя собрал компанию нечистых на руку. Службу не радеет, все какие-то комбинации проворачивает с казенными деньгами.

Михаил отпил из бокала.

— Хочет Авинов проситься оттуда обратно на Балтику.

— Э-хе-хе, — запричитал Андрей, — везде нашему брату лямку тянуть непросто. Возьми меня. Добро в прошлую кампанию пофартило великую княгиню Елену Павловну сопровождать в Плимут с отрядом. А так жди, когда Моллер тебя заметит.

Алексей ухмыльнулся:

— Он многое не примечает. Братца его в свое время с треском из Кронштадта потурили за воровство, судить хотели. Однако Моллер сумел государя уломать. Честь по чести уволили в запас. Кстати, Мишенька, что у тебя стряслось с государем? Весь Кронштадт о том по углам шепчется, а мы не ведаем.

Видимо, саднила эта встреча до сих пор, и Михаил досадливо отмахнулся, но все же сказал:

— Разговор был нелицеприятный, государь гневался не по справедливости. Ну, а вы меня знаете. Я на попятную в вопросах чести не пойду. — Он замолчал, поднял бокал. — Нам, браты, главную цель жизни не прохлопать попусту, Отечеству радеть сколь можно. В свое время Великого Петра не стало, а Россия-то живет. Тост за державу.

Первое письмо в новом, 1832 году Михаил отправил в деревеньку Смеловку, Шестакову. Начал он с ответа на просьбы дружка: «…виделся я с Крузенштерном или, лучше сказать, ездил к нему, ибо он очень болен. Ты можешь быть покоен нащет твоего Николеньки — правда, что подозрение в обругании учителя сильно пало на него, но от экзамена в гардемарины он не устранен, и оба недели две как начали экзаменоваться. Крузенштерн об них относится, что прекрасные мальчики». А вот и главная новость для друга: «Теперь скажу кое-что про себя, и, верно, ты удивишься: я сверх всякого чаяния, и в особенности против желания моего, назначен начальником Штаба Черноморского флота! Как князь Меншиков и другие ни старались назначение сие переменить, но не удалось, и я должен ехать непременно. Отложена только поездка до мая месяца, чтоб дать мне время кончить некоторые поручения, а потом, так сказать, в шею «ступай куда хочешь и как хочешь». Мне поручено было исправить штаты по вооружению, снабжению и пр. пр. флота и морской артиллерии по всем частям, и признаюсь тебе, сожалею, что не удастся, хоть им и кажется, что к маю можно как-нибудь кончить». Хотелось излить душу о своих перипетиях с императором, но воздержался и написал коротко: «Может быть, ценю познания свои по сей части слишком высоко: меня увлекла откровенность к старому сослуживцу. Петр умер, а Россия осталась же». О новом назначении с ним никто не говорил, но ему не совсем по душе, работа-то канцелярская, с бумагами. «Я попал в сети, крайне для меня неприятные и черт знает еще что? Я намерен, однако ж, придержаться пословицы, что: «Бог не выдаст — так свинья не съест (как сказал мне дурак один армейский офицер, когда приглашен был к вельможе на обед!) Вот тебе после неприятного и смешное.

Прощай, любезный Алеша, будь здоров и весел и не забывай преданного тебе М. Лазарева».

Знойным июньским днем 1832 года в усадьбе смоленского помещика, отставного капитан-лейтенанта Шестакова поднялся переполох. В послеобеденное сонное время вдруг зазвенел колокольчик и во двор вкатила таратайка с открытым верхом.