Валентин Пронин - Царь Саул

Номарх добродушно кивнул. Он немного скосил глаза и окинул взглядом свою красивую жену, с которой виделся теперь не чаще одного раза в месяц.

Госпожа Раннаи выглядела настолько изящной, изнеженной и благоухающей, что определить возраст знатной египтянки значило бы приложить достаточное умственное усилие и незаурядную прозорливость. Безупречно гладкое, бледно-матовое лицо заставляло думать о несомненной молодости. Однако Рехмиу знал, что ей давно сорок.

— Может быть, драгоценная Раннаи, у тебя есть ко мне просьбы? Может быть, следует увеличить количество золотых колец для содержания твоего обихода? Или ты решила обновить запасы выходных одежд и украшений? Возможно, тебе захотелось приобрести ещё рабынь или рабов для твоего дворца? — Глаза номарха стали весёлыми, какими казались до прихода жены.

— О нет, я всем довольна, мой господин, — ответила Раннаи и слегка наклонила в сторону номарха свой искусно завитой парик. Среди уложенных гирляндами локонов парика дрожали тонкие заколки — золотые бабочки. Номарх усмехнулся и посмотрел на ожерелье жены из пяти рядов крупных бериллов, сапфиров, аметистов и изумрудов, скрывавших шею госпожи Раннаи и имеющих огромную цену.

— Значит, твой приход означает соблюдение приличий и является проявлением благородной вежливости. — Господин Рехмиу погладил жену по пропитанной ароматическими маслами коже маленькой руки. — Я благодарен, моя Раннаи, но мне нужно заняться неотложными государственными делами. Что, ещё не всё? Я слушаю, моя драгоценная…

— Хочу поведать тебе неприятную новость. — Раннаи состроила на бледно-матовом лице капризную гримаску. — Пусть мои девушки сыграют и споют, чтобы их настороженный слух был отвлечён… А тем временем я расскажу. Играйте и пойте гимн богине Исет для весеннего богослужения, — приказала она рабыням.

— Нет, только не гимн, — запротестовал номарх и даже немного рассердился. — Гимнов мы ещё наслушаемся в храмах. Лучше что-то обыкновенное… о весне и… про любовь…

— Вы слышали пожелание вашего господина, — пожала плечами Раннаи. — Пойте старательно, трясогузки.

Девушки переглянулись. Взволнованно пошептавшись, они устроились на полу прудобней. Их пальцы стали пощипывать струны лютен и арф. Засвистели нежными переливами флейты. Девушки начали играть печальную плавную мелодию с повторяющимся припевом.

— Это старинная песня, её почти не исполняют теперь, — равнодушно сказала госпожа Раннаи.

Девушки пели:

— Чудесная песенка и девушки хорошо поют, — добродушно заметил Рехмиу. — Чем ты возмущена?

— О, мой супруг и повелитель, — заговорила негромко Раннаи, вытянув слегка шею и приблизив лицо к его уху. — Всякая девушка, живущая на территории дворцовых помещений, твоя собственность. Тело их принадлежит тебе, а душа богу Усири. Девушки должны блюсти целомудренность для тебя, и любая может оказаться твоей наложницей, если ты пожелаешь. Это право господина.

— Допустим, — усмехнулся грузный старый номарх. — Хотя мой возраст не очень-то побуждает меня использовать это право. — Он подмигнул жене с двусмысленным видом.

— Если дворцовая рабыня нарушила предписанную ей чистоту такая мерзавка подлежит самому жестокому наказанию… — продолжала его жена. — Вон та смуглая флейтистка… Она, кажется, из южных номов Черной Земли… с острова у самых порогов…

— И что же? — с любопытством спросил номарх.

— Её застали вчера в беседке с воином из белокурых народов моря. Но я приказала не трогать её, пока ты сам не примешь решение. Есть ещё одна нарушительница, которая сидит позади всех и держит букет лотосов. Она отдавалась чернокожему рабу из страны Куш. Что скажешь, господин мой? Какую меру наказания они заслужили? Я пока не говорю о тех юношах, которых они обнимали…