Валерий Поволяев - Царский угодник. Распутин

— За что? — вскричал, задохнувшись от боли, Распутин.

— А чтоб впустую не пялился, — добродушно ответил генерал. — Не положено.

Генералы — это не извозчики, генералы — стать особая, Распутин ещё не раз в своей яркой жизни будет получать зуботычины от генералов.

Был даже случай, когда он от одного генерала даже спрятался под чугунной скамейкой Летнего сада и сидел там до тех пор, пока генерал — седенький, неторопливый, добродушный, со старческой одышкой и пушистыми, вышедшими из моды бакенбардами пушкинской поры — не одолел всю садовую, заставленную мраморными бюстами аллею.

А генерал совершал свой проход долго, у каждой скульптуры останавливался, внимательно читал название, восхищённо причмокивал губами, откидывался назад, чтобы скульптуру можно было оценить как бы со стороны, отойдя от неё, снова приближался и с удовольствием разглядывал мраморное творение. Распутин, сидя под скамейкой, скрипел зубами:

— И чего это он так медленно ноги по земле волочит? Будто смерть! А?

Произошло это вскоре после того, как на квартире у Распутина появился один важный генерал в шинели с малиновой подкладкой, вежливо поинтересовался у хозяина:

— Григорий Ефимович Распутин — это, простите, вы будете? — И когда Распутин, неожиданно ощутив себя важным, напружинив грудь, подтвердил, генерал, не произнося больше ни слова, коротко и умело, будто кулачный боец, развернулся и сделал то, что сделал с Распутиным генерал, переводивший через улицу гончих собак, — съездил, как принято говорить в народе, по зубам.

Распутин, задавленно охнув, отлетел к стене, больно приложился лопатками и задом к мебели, генерал же неторопливо отряхнул руки и вышел из квартиры.

Впоследствии Распутин узнал, что он увлёкся любимой женщиной генерала и тот решил проучить «старца». После этого Распутин стал не на шутку бояться людей в генеральской форме и до конца дней своих не сумел одолеть эту робость.

Вскоре Распутин оказался в царской семье, робея, боясь дышать, поскольку рядом находились царь — невзрачного сложения подтянутый человек с добродушно-спокойным выражением лица — и статная синеглазая царица, осмотрел наследника — обычного, как ему показалось, мальчишку, непоседливого, не знающего ещё, какое место ему будет уготовано в Российской империи, спросил тихо, покашливая в кулак:

— Скажи, маленький, а вот сейчас, в эту минуту, тебя что-нибудь беспокоит?

— Голова немного болит, — ответил мальчишка, — а так ничего.

— С головой... с головной хворью мы живо справимся. — Распутин распростёр над теменем мальчишки свои ладони, через три минуты поинтересовался: — Ну как?

— Тепло. — Мальчишка не выдержал, поёжился, потом засмеялся, будто от щекотки.

— А голова как? Болит?

— Вроде бы нет.

— Вроде бы... — недовольно проговорил Распутин, — вроде... Она вообще не должна болеть. А ты должен ощущать лёгкость.

— Я чувствую себя легко, — сказал наследник.

Распутин громко втянул в себя воздух, так же с шумом выдохнул.

— Ну вот, всё в порядке. — Сделал несколько завершающих пассов над головой наследника.

— Теперь не болит... Совсем не болит. Спасибо, — вежливо произнёс наследник.

— Одним «спасибо» не отделаешься, — сказал Распутин и засмеялся, потом оборвал смех, притиснул к губам ладонь — сказал вроде бы не то. Проговорил солидно: — Так будет всегда.

Царь осторожно подошёл к нему:

— Скажите, что это за болезнь?

— Кровь, — неопределённо ответил Распутин. — Всё дело в крови.

— Вылечить можно?

Распутин глянул на царя, прикинул что-то про себя, в следующую секунду сделался ниже ростом и уже в плечах — понимал, что над царём возвышаться нельзя.

— Эта болезнь не лечится, — сказал он. — Но пока я жив — всё будет в порядке.

Фраза была простой и точной, Распутин определил ею своё место в царской семье, делал её зависимой от собственной персоны.

С этой фразы и началось восхождение Распутина.

— Но Милица Николаевна заверила меня, что вы умеете избавлять людей от гемофилии. Травами, — вяло произнёс царь и умолк. Печально, будто ребёнок, которого обманули, глянул на Распутина, повторил тихо, больше для самого себя, чем для собеседника: — Травами.

Распутин отвёл глаза в сторону.

— В данном разе — нет, не смогу, в данном разе — случай особый, очень трудный. — Он поднял руки, провёл ими над головой. — Я вот ладонями, кожей чувствую, всё чувствую — и боль, и места, где застаивается кровь, азацепить не могу. Всё очень глубоко находится, вот, — Распутин быстро глянул на царя, оробел и снова отвёл глаза в сторону. — Травами здесь не обойдёмся.